«Как плохо быть неграмотной, дочка, — писала мне мама, вернее, соседка по дому под мамину диктовку. — Ждешь, ждешь весточку от тебя, получишь, наконец, и снова в ожидании проходят долгие часы, пока придет с работы соседка. А карточка и без слов о тебе все рассказала. Вижу, молодцом дочка глядит. Береги себя, не простудись!..»
За время отдыха случилось то, что нужно было ожидать: рассыпались искусственно, приказом сверху созданные пары. На войне приходит понимание: в смерти человек не волен, она может настигнуть тебя, где угодно. Но твоя жизнь зависит от тебя самого. А у снайперов — еще и от твоего напарника. Так кто же лучше, чем ты сам, выберет себе друга на жизнь и на смерть?
У нас с Зоей Бычковой настоящей дружбы не было. И Зоя перешла в пару к Нине Обуховской, а моей напарницей стала Клава Маринкина: мы давно мечтали быть вместе. Еще в нескольких снайперских парах произошли перемены. И сразу стало меньше недоразумений.
Зоя, вечная заводила и выдумщица, отличилась и на отдыхе. Нашей роте дали в командиры немолодого капитана. Крикливый, суматошный, он ни у кого не пользовался авторитетом.
Не то капитану не по душе была воинская форма на девушках, не то зависть к первым нашим боевым наградам (у него их не было) бередила сердце, только он всегда старался показать свою безграничную власть над нами. Построит роту, подаст команду «смирно» и ходит вдоль строя, поглядывая на часы. Кто-нибудь шевельнется — кричит истошно:
— Как стоите? Не уважаете меня, так уважайте хоть мой офицерский мундир!
Жалким выглядел в эти минуты капитан.
…Все были рады, когда двухнедельный отдых кончился и нас направили в дивизию, стоявшую под Новосокольниками. В батальоне, куда я попала, четыре женские снайперские пары. Свободной землянки не нашлось, пришлось самим рубить лес для стен и наката на крышу.
В девичьих руках топор — непривычное орудие, не у всех дело ладилось. А Сашенька Шляхова так ловко орудовала топором, будто всю жизнь занималась плотничьим ремеслом. Любо-дорого было смотреть, как из-под острия летит белая щепа, как чисто притесанные бревна ложатся одно к одному в сруб землянки.
— Вот так рубить! — приговаривала она, поддразнивая нас.
Лишь Полине Крестьянниковой удавалось тянуться за ней.
К вечеру землянка была готова. Усталые, с ноющими спинами, мы повалились на постель из сосновых веток.
Неугомонная Зоя куда-то исчезла. Через час вернулась.
— О счастье битвы! Мы отомщены, девочки!
Не знаю уж каким чудом Зое удалось выманить у крикуна капитана, командовавшего нами во время отдыха, фотокарточку. Может быть, он решил, что нравится ей? Превратив капитана с помощью чернил в злодея Мефистофеля, Зойка наложила на обороте фотографии ироническую резолюцию и отправила ее владельцу.
Проделку эту взвод встретил разно: одни от души хохотали, другие считали, что в этот раз Бычкова переборщила. Капитан есть капитан, и смеяться не следует. А что, если он перешлет сей портрет нашим командирам?
— Перешлет или не перешлет, не меняет сути! — Лицо Клавдии Прядко пошло пятнами. — А суть в том, что ефрейтор Бычкова забыла, где находится, забыла об армейской дисциплине, уважении к старшему по званию.
И она и Шляхова, предлагавшая вынести этот случай на ближайшее комсомольское собрание, были, как всегда, правы: Зоя часто срывается, бывает дерзка на язык, невоздержанна в поступках. Но в веселых выдумках нет ей равных — это тоже факт!
Армия готовилась к боям за освобождение Невеля. В части прорыва усиленно подтягивалась техника, окрестные леса были забиты тягачами с орудиями, танками. На башнях «тридцатьчетверок» появились незнакомые номера и литеры.
Нашей 21-й гвардейской стрелковой дивизии предстояло наступать. Снайперы, как известно, эффективнее всего действуют в обороне. Чтобы лучше использовать нас, не подвергая в то же время лишнему риску, командование отозвало девушек-снайперов в 46-ю стрелковую дивизию. Она давно уже вела оборонительные бои — не мешало потрепать нервы гитлеровцам, обжившим за это время свои земляные норы.
Мокрым осенним вечером три снайперские пары прибыли в батальон. Штабной блиндаж отрыт у ската высоты. В ложбине пожелтевшая, пожухлая трава, чернеет рожь, посеченная осколками. Вспомнилось школьное: «Только не сжата полоска одна…» По гряде холмов до сосняка на горизонте тянется оборона врага.