Первое испытание началось меньше чем через час после того, как Вокс проникла в меня. Включился огонек коммуникатора, и послышалась далекая мелодия дежурного интеллекта.
Это был 612-Язон, работавший в вечерней смене. Аура золотистая, музыка звучная и пульсирующая. По сравнению с серией Генри Язоны были резковаты, без этой снисходительности, и обычно я предпочитал их. Однако это было ужасно — видеть этот свет, слышать эту музыку и понимать, что корабельный интеллект хочет поговорить со мной. Я съежился в напряженной позе — так делают, когда не хотят встречаться с кем-то лицом к лицу.
Конечно, лица интеллект не имел. Интеллект — всего лишь голос в динамике и магнитные импульсы где-то на управляющих уровнях корабля. Тем не менее, сейчас я воспринимал 612-Язона как огромный пылающий глаз, способный разглядеть притаившуюся во мне Вокс.
— Да? — сказал я.
— Краткий отчет, капитан, относительно мертвого пассажира и сбежавшей матрицы.
Глубоко внутри возникло ощущение быстрого нырка, потом кожа на руках и плечах вспыхнула, когда химия страха яростной волной понеслась по моим венам. Я понимал — Вокс, охваченная внезапной тревогой, открыла «сливные краны» моей гормональной системы. Именно этого я и боялся. Как мог 612-Язон не заметить столь явной эндокринной реакции?
— Продолжай, — произнес я как можно холоднее.
Однако заметить что-то — одно, а интерпретировать данные — совсем другое. Флюктуации эндокринных выбросов у людей могут иметь самые разные причины. Для моей растревоженной совести все было вопиющим сигналом моей виновности, а 612-Язон пока не подавал никаких признаков того, что у него возникли подозрения.
— Мертвого пассажира звали Ганс Эгер Олафсен, пятьдесят четыре года, уроженец…
— Не останавливайся на деталях. Потом пришлешь мне распечатку.
— Сбежавшая матрица, — невозмутимо продолжал 612-Язон. — Лилиана Элиани, семнадцать лет, уроженка Канзаса-четыре, направляется к Кул-де-Саку, Хвастливый Архипелаг, контракт Д-14871532, датированный двадцать седьмым днем третьего месяца…
— Это тоже с распечаткой, — прервал его я. — Меня интересует, где она сейчас.
— Такая информация отсутствует.
— Это не ответ, Шестьсот Двенадцать-Язон.
— На данный момент другого ответа нет, капитан. Отслеживающие устройства активированы и работают в режиме поиска.
— И?
— Пока нет данных о местонахождении отсутствующей матрицы.
Вокс внутри меня мгновенно отозвалась на это бесстрастное заявление интеллекта. Страх сменился облегчением — и гормональный выброс тоже. Моя пылающая кожа снова стала прохладной. Заметил ли 612-Язон и это? И если да, сумел ли проанализировать последовательность моих телесных реакции и их скрытый подтекст, наводящий на мысль о том, что я преступно нарушил инструкции?
«Не торопись расслабляться, — мысленно сказал я ей. — Может, это ловушка».
— Какая информация у тебя есть? — добавил я, обращаясь к 612-Язону.
— Известны две вещи: время, когда матрица Элиани сумела покинуть свою запоминающую ячейку, и время ее предполагаемой попытки проникнуть в спящего пассажира Олафсена. Пока никакой другой информации нет.
— Предполагаемой попытки? — спросил я.
— Это не доказано, капитан.
— А конвульсии Олафсена? То, что он разбил свой футляр?
— Нам известно, что Олафсен реагировал на какие-то электрические раздражители, капитан. Источник этих раздражителей отследить невозможно, хотя существует предположение, что они исходят от пропавшей матрицы Элиани. Требуется дальнейшее расследование. Это вне зоны моей ответственности — устанавливать связь между событиями, когда доказательства этой связи на данный момент отсутствуют.
Ответ типичный для интеллектов серии Язон, отметил я про себя.
— Иными словами, ты не знаешь, как отследить передвижения матрицы Элиани? — спросил я.
— Мы имеем дело с чрезвычайно маленьким электрическим сопротивлением, сэр. В режиме обычного функционирования корабля очень трудно отличить, что это, матрица или нормальные выбросы тока и пульсация электрической системы.
— А если матрица попытается вернуться в свою ячейку, следящая система способна ее зарегистрировать?
