— Мы не встретимся… зачем? — поспешила возразить Светлана.
— И у него появилось бы желание побыть с вами хоть один час — хотя бы в аэропорту… как мы с вами… сегодня, здесь… Вы не представляете, как бы он удивился… и как бы пожалел, что не оценил, просмотрел вас — смешную девочку с обезьяной… О! Хотела бы я на него посмотреть! — Мальвина громко рассмеялась.
— Это уже ни к чему. Пусть живёт, не мучается… и он не холодный — напрасно вы так.
— Почему вы все время его оправдываете? — вдруг воскликнула Аня и нетерпеливо откинулась на стуле. — Все русские так — сглаживают, не видят очевидного, обходят углы. Немка или француженка ни за что бы! Он чёрствый — я же вижу! Не откликнулся на стихи… Хоть слово тёплое вам сказал?
— Стихи?
— Но вы же ему писали стихи — я уверена! Писали?
— В юности все пишут… — неуверенно сказала Света.
— Не все! Я — не пишу!
— Да, но вы танцуете…
— А кто не танцует? Вон, посмотрите, — Аня кивнула на большой монитор, где транслировали танцевальное шоу.
— И на полки с книжками посмотрите. Кто только не пишет. — Светлана указала на газетный киоск. — Аня, этот разговор ни о чем. Оставьте мне мои заблуждения. — Она шутливо обхватила себя за плечи, словно оберегаясь. Захлопнулась. — «Солнце — моё. Я его никому не отдам», — засмеялась. — «Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!» Кстати, тоже подружка написала.
— Цветаева?
— Она. Чудо, правда?
— Вам надо понять, что ваш Игорь — не тот, кого вы себе надумали… — продолжила Мальвина.
— Аня, не хочу! — запротестовала Света. — Пусть будет так, как я чувствую. Игорь у меня здесь, в юности, — приложила руку к груди. — Пусть там остаётся! Не трогайте, Анечка.
Они замолчали.
— Он не должен со мной быть — так распорядились… — тихо сказала через минуту.
— Там? — показала Аня в потолок и фыркнула. Закрыла ладонью рот. — Извините.
Они ещё много о чем говорили. Светлана читала стихи и рассказывала, как неэкономно любила Цветаева — себя не берегла. Пылко любила, только так могла «выдышаться в стих»*.
Аня слушала — то удивляясь, то протестуя, но в общем–то была согласна, что строчки чудные — мороз продирает, и навряд ли, живя по–другому, поэтесса оставила бы проникновенную стопку восхитительных стихов — в дар.
— Значит, мы ничего не решаем? По вашей логике? — вдруг спросила Аня.
— Можем наблюдать, прислушиваться. Выводы делать. Что–то понять в себе, лучше стать… Изменишься сам — изменятся и обстоятельства… Я так думаю… — ответила Света.
А ещё Аня говорила, что мечтает отправиться в дальнюю экспедицию — куда–нибудь на север или ещё дальше, где живут суровые, немногословные люди, честные и бесхитростные, потому что только на краю земли, вдали от цивилизации, можно встретить искренность и настоящие чувства — где же ещё? Не в клубах же, не на дискотеках! А настоящих мужчин почти совсем не осталось — может быть, они вымерли? Истреблены?
А в жизни ей хочется заняться чем–то особенным — нужным, полезным, что увлекло бы, поглотило без остатка. И она не прочь объехать весь свет.
Света соглашалась, что любовь окрыляет душу. И какое счастье — любить. Как это сложно — среди тысяч и миллионов лиц найти своего единственного — почти невозможно… на грани фантастики… И как в наши дни измельчали мужчины — любят с оглядкой, расчётливо, как жаль…
В бар входили и уходили люди. Многих они видели уже не впервые. Как старым знакомым, им порой улыбались — примелькались… За столько часов ожидания!
Осмелев, Света призналась, что во времена королевы Виктории она жила в старом английском замке — на юге страны. Ей так кажется… И лишь Ане она может рассказать об этом, кто ещё будет слушать подобный бред?
А если когда–нибудь она все же встретится с Игорем, обязательно спросит: «Как живётся вам с простою Женщиною без божеств?», «Как живётся, милый? Тяжче ли? Так же ли, как мне с другим?»* — Цветаева подсказала нужные строчки.
Но навряд ли… Где его встретишь?
Ночь постепенно угасала. Наступал зыбкий предрассветный час. Две женщины — совсем юная и уже немолодая, все говорили, потеряв счёт времени, смеясь и печалясь, не могли наговориться. Со стороны казалось, что после долгой разлуки встретились две подружки — а может, сестры? Они долго не виделись, были рады встрече — столько новостей собралось.