— Тогда тебе, может быть, уйти и устроиться на другую работу? — не унимается Хлоя, которой надоело носить платья, сшитые из клетчатых скатертей, прожженных сигаретами и потому признанных негодными. Платья Хлое шьет Гвинет, в те вечера, когда ее отпускают с работы.
В общем — да, Гвинет согласна, что так было бы разумней, но она страшится перемен. У нее есть подозрение, что, как ни худо здесь, по ту сторону горы может оказаться в тысячу раз хуже, ну а кроме того, господь непременно вознаградит ее за муки и долготерпение.
Правда, пока что подобных поползновений с его стороны отнюдь не наблюдается.
Наоборот, можно подумать, что господь бог определенно недолюбливает Гвинет. Для начала он отнимает у нее отца, который гибнет во время аварии на шахте, и мать, которую сводит в могилу горе. Затем, когда она — славная уэльская девушка, первая в классе по домоводству — живет у своей няни, преподносит ей в суженые красивого молодого шахтера по имени Дэвид Эванс.
С благосклонной улыбкой взирает Всевышний Лицемер (Марджорина аттестация) на свадьбу, посылая ради такого случая безоблачный, лучезарный денек. Для того только, чтобы примерно через месяц раздуть пожаром искру таланта, которая до сей поры тлела себе неприметно в груди молодожена, вследствие чего молодожен проникается убеждением, что незачем ему до самой смерти прозябать на рудниках, а надо ехать в Лондон, писать картины и водить знакомство с художниками и писателями.
Забросив молодых в Лондон и водворив на Каледониан-роуд, бог вслед за тем насылает на Гвинет беременность, притом тяжелую — хоть, кажется, никто ревностней ее не ходит в церковь, — лишая ее тем самым возможности работать, а Дэвида — зарабатывать на пропитание иначе как малярной кистью. Далее он обрушивает на Лондон ненастную погоду — а так как он позаботился отправить Дэвида в забой с двенадцати лет и испортить ему легкие, Дэвид заболевает туберкулезом, неуклонно чахнет год от года и, когда Хлое исполняется пять лет, отбывает наконец в объятья всевышнего, предоставляя Гвинет исключительно самой себе.
А из картин, написанных Дэвидом в санатории, то ли по предпочтению, то ли из-за нехватки сил, времени, холста одна лишь превышала размером 5X3 (в дюймах), да и то ненамного: 6X4, да и та пошла хозяйке в счет квартирной платы за последнюю неделю.
После чего Гвинет — которой некуда податься, потому что у нее есть на руках Хлоя, нет денег, а няня умерла, — не остается другого выхода, как только согласиться на первое прибежище, какое посылает ей господь в образе Дэвидова друга, ирландца-пацифиста Патрика, который любит ее и готов о ней заботиться.
Гвинет поселяется с Патом на Кэнви-Айленде, в фургоне, оборудованном под жилье, и не унывает. Здесь ей никто не мешает спокойно растить Хлою, вести нескончаемую борьбу с грязью, которая то и дело приливной волной подбирается к стенкам фургона. Спасибо господь позаботился, чтобы у Пата все больше энергии уходило на речи и выпивку и соответственно все меньше ее оставалось на плотские утехи и Гвинет не слишком страдала бы от сознания, что грешит, изменяя мужу, который ей все-таки муж, даже после того как господь оставил от него одни сухие кости.
Тем не менее, когда начинается война и Пата интернируют как элемент, представляющий опасность для государства, а в фургоне при поисках вещественных улик учиняет разгром полиция, Гвинет не без облегчения понимает, что господь тем самым вновь повелевает ей перебираться на другое место.
Знакомый священник сводит ее с Ликоками.
Короче, учитывая все это, Гвинет решает, что во избежание дальнейших крайностей со стороны всевышнего ей теперь лучше сидеть и не рыпаться.
Кроме того, Гвинет влюблена в мистера Ликока.
Что до девочки Хлои, она ходит в деревенскую школу, где, сидя между Марджори и Грейс, постигает премудрости древнегреческого и латыни и хитросплетения феодальной системы, а в небе над ее головой тем временем дяденьки в самолетах ведут войну, развязанную не ими.
А после уроков, если все в порядке, если Грейс не повздорила с нею и не разругалась на всю жизнь с Марджори, Хлоя нередко идет пить чай в «Тополя», где ее привечает Эстер. Ни для кого в деревне не секрет, как из Гвинет выжимают соки на работе и как невесело живется сиротке Хлое. В кондитерской хозяйка норовит потихоньку сунуть ей в кармашек мятных конфет, а учителя в школе почти никогда не придираются к ней. Хлоя не помнит времени, когда ее не старались бы пригреть, пожалеть, приласкать за ее невзгоды.
