— Хватит рыдать, — приказала Таня, и Варвара послушно утерлась рукавом халата, — сейчас все пережарится, и получится гадость. Давай лучше есть.
— Я решила худеть, — объявила Варвара за чаем с ломтем «тортика». Некстати пришедшую на ум Вику Горину она прогнала.
— По Монтиньяку хорошо, — подсказала Таня. — У нас в бухгалтерии одна девица на пятнадцать килограмм похудела. Только картошку нельзя и белый хлеб, а все остальное можно, даже шоколад.
— Свежо предание, — вздохнула Варвара и водрузила на свою тарелку еще один ломоть торта, — по-моему, на пятнадцать килограмм можно похудеть, только если кардинально изменить образ жизни.
— Как?
— Так. К примеру, страшно разбогатеть и перейти на устрицы и креветки. И есть их до конца жизни. В теннис начать играть. Знаешь, как это шикарно — сегодня с утра у меня теннис и сауна, позвони мне после обеда, когда я уже буду пить свой чай из трав и заедать его булочкой из неочищенных злаков…
— У меня каждый день с утра теннис, сауна и неочищенные злаки, — буркнула Таня. — Сначала сауна с Васькой, а потом теннис с родителями. Иногда наоборот бывает. В смысле сначала теннис, а потом сауна. Слушай, Лаптева, давай лучше еще выпьем. За нас, умниц и красавиц. Мы же с тобой умницы и красавицы. А, Лаптева?
— Только почему-то никто этого не замечает, — пробормотала Варвара, — хоть топись. Шеф три месяца назад обещал повысить, в помощники перевести, а вместо этого…
— Что?
— Труп, — внезапно выпалила Варвара, вспомнив, что так и не рассказала подруге самую важную новость. — Слушай, Танька, у нас сегодня в офисе одного мужика прикончили!
— Как… прикончили? — спросила Танька и взялась пухлой ручкой за собственный рельефный бюст — с той стороны, где положено быть сердцу. Глаза у нее засверкали. — Как в фильме «Улицы разбитых фонарей», да? Ты сидишь за столом, и тут врываются четверо в масках, и кидают всех на пол, и убивают твоего шефа, а ты вызываешь милицию и становишься врагом мафии…
— А потом на тебе женится милицейский майор, — закончила за подругу Варвара, — и не мечтай даже. Никто не врывался и на пол не кидал. Прости.
— Да ну тебя.
— Правда, Тань. Конечно, все было так, как будто он сам по себе умер, а я думаю, что его убили.
Таня отняла руку от груди, подперла подбородок и посмотрела на нее с настороженным интересом. Мелко завитые кудри на голове вздрогнули и тоже вроде как нацелились на Варвару.
Лет восемь назад во время какого-то семейного праздника из плоской хрустальной вазы, водруженной в центр низкого серванта, пропали бриллиантовые серьги Таниной свекрови. Серьги были старинные, единственные уцелевшие от некогда громадного наследства, которое оставила своим детям свекровина то ли пра-, то ли прапрабабка. Свекровь убивалась и рыдала. Свекор бегал со склянкой в руке, и от него на весь дом несло валокордином. Танин муж, тогда еще горячо и безумно любимый, прятался за Таню, гости настороженно переговаривались, уверенные, что «продолжение банкета» не сулит им ничего хорошего, — свекровь кричала, что положила серьги в вазу пять минут назад, потому что у нее «уши отваливаются». Серьги были тяжелыми, и бриллиантов в них было много.
Варвара серьги нашла.
Как в детективном кино, она задала каждому из присутствующих по одному вопросу и внимательно выслушала ответы. Кое-что даже записала. Потом подумала и произнесла короткую речь.
— Я знаю, кто взял из вазы серьги Марины Ильиничны, — сказала Варвара, и над столом повисла и стала быстро растекаться по углам тишина, — и я знаю, как это доказать. Обещаю, что никому не скажу, кто это сделал, если серьги вернутся на место. Если нет, я объясню Марине Ильиничне и Виктору Ивановичу, как все было, и тогда уж они поступят на свое усмотрение. Думаю, что это будет справедливо. Значит, так. Виктор Иванович, погасите свет в коридоре и закройте дверь. Хорошо. Теперь я гашу люстру и начинаю считать до тридцати. Когда я зажгу свет, серьги должны лежать на тарелке из-под яблок. Таня, вытащи из тарелки яблоки. Раз, два, три!..
Свет погас, стало темно, как в погребе во время полярной ночи, а когда через несколько секунд свет вспыхнул снова, на тарелке красовались прабабушкины серьги. Красовались, сверкали и подмигивали всеми своими многочисленными бриллиантами еще нахальнее, чем обычно.
