— Почему нет?
Будда нахмурился и покачал головой. Нет — значит, нет.
— Глупо, — сказал Беллз.
Будда не ответил. Тоцци ждал реакции капо, но лицо того оставалось невозмутимым. Это удивило Тоцци. Обычно капо не нравится, когда им говорят, что они поступают глупо, особенно если это говорят их подчиненные.
— Глупо, — повторил Беллз, повысив голос, будто давая понять, что Будда упускает уникальную возможность. — Это глупо.
Тоцци нахмурил брови, прижав ухо к стакану. Может, Беллз занимает более высокое положение в мафии, чем думают в ФБР? Парень определенно не пресмыкается и не заискивает перед капо.
Будда откашлялся:
— Он ненадежен. Он никогда не вернет бабки.
Беллз кивнул в сторону мужского туалета и перегнулся через стол.
— Его дружок Санторо присмотрит за ним. Похоже, у него котелок варит.
Тоцци ухмыльнулся. Но Будда стоял на своем:
— А что ты знаешь о Санторо? Ничего.
— А что тут знать? Я видел их заведение в Юнион-Сити. Они выпускают пятьсот видеокопий в день. Делают хорошие бабки. Я узнавал в Канога-Парк. Там Санторо знают.
Тоцци наблюдал за реакцией Будды. Это должно произвести на него впечатление. Ведь Канога-Парк в Калифорнии — порностолица Соединенных Штатов. ФБР прижало там крупного прокатчика, и теперь тот работал на правительство. Он и поручился за Майка Санторо перед нью-йоркской мафией. Если у Санторо есть друзья в Канога-Парк, он в порядке. Тоцци снова прижал ухо к стакану.
Будда принялся опять постукивать солонкой по перечнице. Еще одна длинная пауза.
— Нет, — наконец прокаркал он. — Он ненадежен. Все это плохо кончится. Нам это не нужно.
Беллз стал постукивать ногой по ранцу:
— Он же принес это. Значит, не такой уж он никчемушник. Ты сказал, что не дашь ему денег, пока он не вернет те, что брал раньше. Пожалуйста, он принес. Тридцать две пятьсот. Не такой уж он никчемушник.
Беллз поставил ногу на ранец и немного примял его. Губы Будды сложились в еле заметную улыбку.
— Кого ты хочешь провести, Беллз? Это не он принес деньги. Ты принес.
Беллз засмеялся:
— Я? Ты спятил, что ли? Я что, похож на Санта-Клауса?
Губы капо снова превратились в короткую прямую линию, глаза потускнели. И без слов было ясно, что он думает о Беллзе в эту минуту.
Беллз развел руками:
— Давай поговорим спокойно, ладно? Какого черта стал бы я отдавать такие деньги за кого-то?
Будда покачал головой:
— Не за кого-то. За Живчика Дефреско.
— А что такого особенного в Живчике Дефреско, что я должен в долги залезать, чтобы он мог одолжить у тебя денег? Тут концы с концами не сходятся.
Солонка брякала о перечницу, будто тикали часы.
— В Живчике ничего особенного нет. Но у него есть сестра по имени Джина.
Джина? Тоцци выронил стакан, но ухитрился поймать его прежде, чем он упал на пол. Его лицо вспыхнуло.
С вытаращенными глазами Беллз пристально уставился на Будду. Тоцци чувствовал, что выглядит так же.
На лице Будды снова появилась слабая улыбка.
— Ты думаешь, я ничего не знаю. Вот что я тебе скажу, Беллз. Я много чего знаю. Я знаю все про тебя и эту девицу. Ты вьешься вокруг нее, как муха вокруг банки с вареньем. Постыдился бы. Поэтому и жена от тебя ушла. Наверняка.
— Тебе-то что до этого? С этим-то какая связь? — Беллз пнул ранец.
— Прямая. Ты так хочешь забраться к ней в постель, что сделаешь что угодно. Например, выручишь ее братишку, этого никчемушника. Чтобы он получил в долг большие деньги, которые, может, и вернуть не сможет. Что угодно, только бы покрасоваться перед его сестренкой.
— Ты спятил.
— Да?
— Говорю тебе, ты спятил.
— Может, я и спятил. Но не настолько, чтобы дать деньги этим двум попрошайкам. Скажи, пусть поищут кого-нибудь другого. Мне они не нужны. Хорошо?
— Нет, не хорошо.
Тоцци приник к щели. Низенький капо сидел прямо, раздувая ноздри. Беллз все-таки вывел его из себя.
Но Беллз стоял на своем.
— Послушай, приятель. Ни одна баба в мире не стоит тридцати двух кусков. Какая бы она ни была.
Перекатывая солонку в ладонях. Будда смотрел на Беллза.
— Странный ты парень, Беллз. Но палец тебе в рот не клади.
Беллз улыбнулся одними губами.
— Ты много теряешь, Будда, понимаешь? Много теряешь.
