«…убийством Нормы дело не кончилось, потому что появилась Сильвия. Я понял, что другого выхода нет. И неожиданно обстоятельства пришли мне на помощь: ее увлечение диетой, регулярные ванны, страх перед Траем. Единственная трудность — подлинное письмо, но и с этим все решилось легко. Доставая фотокопию, она задержала руку на груди, и я понял, где хранится подлинник. Ничего не могло быть проще. Даже ключ торчал в дверях. Уходя, я сунул его в карман. Когда вы все отдыхали, я с Траем спокойно прошел в ее номер. Она лежала в ванной, рядом на стуле висел бюстгалтер с письмом. Трай отлично сделал свое дело… Сперва истерика, потом обморок… Она умерла до того, как я сунул ее голову под воду… Вот и все, остались лишь мелочи. Я знал, ты достаточно умна, чтобы призвать на помощь Стива, но понимал также, что тебе не будет покоя, пока не обнаружится письмо. И я положил листок в твою шкатулку с драгоценностями, чтобы ты нашла его и была заверена в своей безопасности…
Однако неприятности на этом не закончились — теперь по милости Прелести. По счастью, ты показала мне эту дурацкую бумажку и рассказала о вашем разговоре. Я знал, что ничего хорошего не получится, тебе придется пожертвовать Ники. Я знал, что не видать нам покоя, пока жива Прелесть. Как быть? Столкнуть ее под автобус? Или под поезд метро в час пик? Буду ждать удобного случая. Верю, он придет… Заканчиваю свою исповедь и отправляю письмо под видом подарка ко дню рождения. Уверен: после всего, что произошло, ты никогда не сможешь смотреть мне в глаза. Теперь ты свободна, и никто не мешает твоей любви к Ронни Лайту… Анни, дорогая, когда ты получишь телеграмму, посмотри газеты. В одном из небольших отелей Франции пожилой господин с простудным заболеванием принял смертельную дозу снотворного… Так я решил закончить свою довольно странную жизнь, но жизнь, которая была посвящена тебе. Прощай, дорогая моя, да хранит тебя Бог.
Ганс».
Я опустил на колени последний листок. Мать сидела рядом. Я даже не слышал, как она подошла.
— Мне казалось лучше — называть его дядей. Наш брак никогда не был настоящим. Я согласилась только ради документов. Но он был так добр, так предан, так меня любил, что я не могла его бросить. Я заботилась о нем, когда сумела добиться успеха. Что еще я могла для него сделать? Дядя Ганс… В один прекрасный день в Нью-Йорке меня обступили корреспонденты. «Кто этот человек, миссис Руд?» — спрашивали они. А я повернулась к Гансу и сказала: «О, это мой дядя Ганс».
Она крепко обняла меня.
— Ники, Ники, как нам быть? Лететь во Францию? О, бедный Ганс, мы должны помешать ему!
Я взглянул в лицо матери и понял, что на этот раз я сильнее ее.
— Мы не сможем спасти его, мама. Разве ты не понимаешь? Он этого не хочет. Полиция решит, что Прелесть погибла случайно. А ты начнешь новую жизнь. Выйдешь замуж за Ронни и даже сыграешь роль Нинон де Ланкло.
Мать уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Я прилег рядом. Я всегда любил лежать рядом с матерью в постели. В голове вертелась одна мысль: вот и конец ревю «Анни Руд и ее семья». Анни Руд есть, а семьи нет.
Свобода! Я снова могу поехать в Париж и работать над романом, черпая вдохновение в любви к Монике.
— Мама, не горюй, обойдется.
— Нет, Ники, Нет! Бедный дядя Ганс!
— Я надеюсь, ты не намерена все время лежать? Позвони, пусть твои выступления отменят или отложат. Лучше отложить. Вот закончишь фильм и начнешь выступать с сольными концертами, наше участие тебе не было нужно никогда. Ты это знаешь. И учти, мама. Сегодня день твоего рождения, и ты устраиваешь прием. Для своих друзей. Ты уверена, что все готово? А портнихи? Они еще ждут?
— Портнихи! — Мать села. — О, Ники, иди успокой их.
— Надо полагать, они уже устранили складки.
— Да, да, наверное. Как невежливо я поступила с ними, ужасно стыдно.
Мать встала, чтобы тщательно осмотреть свой праздничный наряд. Она еще не была той Одной-Единственной, но будет ею, когда придет время.
В этом у меня не было никаких сомнений.
