Я не могу сидеть здесь и ждать. Дом менее чем в четверти мили. Руиз просит меня подождать, но я уже вышел из машины и бегу по улице, ныряя между прохожими, матерями с детьми, нянями с колясками. Движение плотное в обе стороны, насколько хватает взгляда. Я снова набираю номер на мобильном. Линия все еще занята.
Их должно было быть двое. Как один мог это сделать? Бобби был слишком узнаваем. Он выделялся из толпы. Ди Джей обладал волей и способностью контролировать людей. Он не сомневался.
Когда дошло до дела, Бобби не смог убить меня. Он не мог пойти на этот шаг, потому что никогда прежде этого не делал. Бобби мог строить планы, но исполнителем был Ди Джей. Он был старше, опытней, безжалостней.
Меня тошнит в мусорную корзину, и я продолжаю бежать: мимо местного винного магазина, пункта приема ставок, пиццерии, дисконтного универмага, ломбарда, пекарни и паба «Лоскут и Бочонок». Они проплывают слишком медленно. Ноги отказывают мне.
Я огибаю последний угол и прямо перед собой вижу дом. Полицейских машин нет. У входа стоит белый фургон, задняя дверь открыта. На полу лежат какие-то мешки…
Я мчусь через калитку и взлетаю по ступенькам. Трубка снята с рычага.
Я пытаюсь позвать Чарли, но выдавливаю из себя лишь стон. Она сидит в гостиной в джинсах и свитере. Ко лбу приклеена желтая бумажка. Как новорожденный щенок, она бросается ко мне, прижимаясь лбом к груди. Я почти теряю сознание от боли.
– Мы играли в игру «Кто я?», – объясняет она. – Ди Джей должен был угадать, что он Гомер Симпсон. А что он выбрал для меня?
Она поднимает лицо. Бумажка смялась и скрутилась, но я узнаю аккуратный, мелкий почерк.
Ты мертва.
Мне хватает воздуха, чтобы сказать:
– Где мама?
Поспешность в моем голосе пугает ее. Она отступает на шаг и видит пятна крови у меня на рубашке и блеск пота на лице. Нижняя губа распухла, на шее запеклась кровь.
– Она внизу, в подвале. Ди Джей попросил меня подождать здесь.
– Где он?
– Он сказал, что вернется через минутку, сто лет назад.
Я толкаю ее к двери.
– Беги, Чарли!
– Почему?
– Беги! Сейчас же! Беги же!
Дверь в подвал закрыта, в щели засунуты мокрые бумажные полотенца. В замке нет ключа. Я поворачиваю ручку и медленно открываю дверь.
В воздухе клубится пыль – признак утечки газа. Я не могу одновременно кричать и задерживать дыхание. На середине лестницы я останавливаюсь, чтобы глаза привыкли к темноте. Джулиана лежит на полу возле нового котла. Она лежит на боку, правая рука под головой, левая вытянута, словно указывает на что-то. Темная челка упала на один глаз.
Скорчившись возле нее, я просовываю руку ей под спину и тащу к выходу. Боль в груди невыносима. Перед моими глазами танцуют белые пятна, как злые насекомые. Я еще не вдыхал. Но скоро придется. Я поднимаюсь на ступеньку, втягиваю Джулиану и сажусь после каждого усилия. Одна ступенька, две ступеньки, три ступеньки…
Я слышу, как у меня за спиной кашляет Чарли. Она хватает меня за воротник и пытается помочь, совершая рывок одновременно с моим.
Четыре ступеньки, пять ступенек…
Мы на кухне. Я отпускаю Джулиану, и она падает, ударяясь головой о пол. Извинюсь позже. Перекинув ее через плечо, я реву от боли и иду через холл. Чарли бежит впереди.
Где взрыватель? Таймер, термостат, центральное отопление, холодильник, огни безопасности?
– Беги же, Чарли! Беги!
Когда это стемнело на улице? Полицейские машины освещают ее мигающими огнями. На этот раз я не останавливаюсь. Я выкрикиваю одно слово, снова и снова. Пересекаю дорогу, огибаю машины и добираюсь до дальнего конца улицы, прежде чем колени подгибаются и Джулиана падает на грязную траву. Я опускаюсь рядом с ней.
Глаза Джулианы открыты. Взрыв начинается маленькой вспышкой в ее карих радужках. Через секунду нас накрывают звук и ударная волна. Чарли отбрасывает назад. Я пытаюсь их прикрыть. Нет никаких оранжевых шаров, как обычно бывает в кино, просто облако дыма и пыли. Искры льются с неба, и я чувствую тепло огня, от которого высыхает пот на шее.
Почерневший фургон лежит, перевернутый, посреди улицы. На деревьях повисли куски кровли и ленты труб. Камень и дерево устилают дорогу.
