Сидя на переднем сиденье машины группы захвата, я держу чашку обеими руками, тщетно пытаясь унять их дрожь.
– Вам надо показаться врачам, – говорит Руиз. Из моей нижней губы все еще идет кровь. Я осторожно касаюсь ее языком.
Руиз сдирает целлофан с пачки сигарет и предлагает мне закурить. Я качаю головой.
– Думал, что вы бросили.
– Это вы виноваты. Мы преследовали эту распроклятую нанятую машину почти пятьдесят миль. И нашли в ней детишек по одиннадцать-четырнадцать лет. Еще мы следили за железнодорожными станциями, аэропортами, автобусными вокзалами… Я поднял всех полицейских Северо-Запада на слежку за вами.
– Подождите, вы еще получите от меня счет.
Он смотрит на свою сигарету со смесью восторга и отвращения.
– Ваше признание было сильным ходом. Гиены из прессы рыскали повсюду, разве что не у меня в заднице: задавали вопросы, беседовали с родственниками, раскапывали мусор. Вы не оставили мне выбора.
– Вы нашли «красный обрез»?
– Ага.
– А как насчет других людей из списка?
– Мы еще разыскиваем их.
Он прислоняется к открытой дверце и задумчиво разглядывает меня. Отблеск солнца со стороны канала освещает Пизанскую башню – булавку на его галстуке. Голубые глаза инспектора прикованы, к машине «скорой помощи», припаркованной в сотне футов у фабричной стены.
Из-за боли в груди и горле я чувствую легкое головокружение. Кутаюсь в серое одеяло. Руиз рассказывает мне, как всю ночь проверял имена, фигурировавшие в деле о защите прав ребенка. Он прогнал их через компьютер и выбрал нераскрытые смерти.
Бобби работал в Хетчмире садовником и уволился за несколько недель до гибели Руперта Эрскина. Он и Кэтрин Макбрайд посещали вместе занятия групповой терапии для членовредителей в клинике Вест Киркби в середине девяностых.
– А Соня Даттон? – спрашиваю я.
– Ничего. Морган не подходит под описание наркоторговца, который продал таблетки.
– Он работал в ее бассейне.
– Я это проверю.
– Как он убедил Кэтрин приехать в Лондон?
– Она приехала на собеседование. Вы написали ей письмо.
– Я этого не делал.
– Его написал Бобби. Он украл канцелярские принадлежности из вашего кабинета.
– Как? Когда?
Руиз видит, что я не верю.
– Вы упомянули о слове «Неваспринг», написанном на рубашке Бобби. Это французская компания, занимающаяся доставкой питьевой воды в офисы. Мы проверяем документацию из вашего медицинского центра…
– Он развозил заказы…
– Проходил мимо охраны с бутылкой на плече.
– Это объясняет, как он пробирался в офис, когда опаздывал на приемы.
На том конце пустыря, возле разрушенного забора, виден Бобби, лежащий на носилках. Санитар держит капельницу у него над головой.
– Он поправится? – спрашиваю я.
– Вы не избавили налогоплательщиков от оплаты судебного разбирательства, если вас это интересует.
– Нет, не это.
– Вам ведь его не жалко?
Я качаю головой. Может быть, однажды – через много лет – я вспомню Бобби и увижу пострадавшего ребенка, который вырос в дефективного взрослого. Но сейчас, после того, что он сделал с Элизой и остальными, я счастлив, что почти убил подонка.
Руиз следит, как двое детективов забираются на заднее сиденье машины «скорой помощи» и садятся по обе стороны от Бобби.
– Вы мне сказали, что убийца Кэтрин должен быть старше… более умудренным.
– Я так думал.
– И вы сказали, что мотив был сексуальным.
– Я сказал, что ее боль возбуждала его, но мотив был неясен. Одним из мотивов могла быть месть. Знаете, это странно, но, даже когда я уверился, что преступник – Бобби, я все еще не мог представить себе, что он смотрит, как она себя режет. Это слишком изощренная форма садизма. Но с другой стороны, он исследовал все эти жизни – и мою жизнь. Он был словно деталь пейзажа, которую мы не замечаем, сконцентрировавшись на переднем плане.
– Вы заметили его раньше других.
– Я натолкнулся на него в темноте.
«Скорая помощь» отъезжает. Из камышей взлетают птицы. Они кружат на фоне бледного неба. Скелеты деревьев тянутся вверх, словно хотят сорвать птиц с вышины.
Руиз подвозит меня до больницы. Он хочет быть там, когда Бобби привезут из операционной. Мы едем по Сент-Панкрас-вей и поворачиваем к отделению «скорой помощи». Мои ноги почти отказали, когда адреналин ушел из крови. Я пытаюсь выйти из машины. Руиз распоряжается достать кресло и везет меня в знакомую приемную общественной больницы с белыми ставнями.
