— Как ты похороны организовал?! На социальное пособие? Где ты только выискал эту фирму убогую?
— Маша, успокойся, — зашипел на нее Ильдар. — Да я только сунулся со своей помощью, меня его мамаша знаешь куда послала? Деньги, правда, взяла.
— Сколько ты ей дал? Сто рублей?
— Десять тысяч долларов!
— Серьезно? — оторопела Маша.
— Думаешь, я тут, над его гробом, шутить стану? Я сюда приехал — сам обалдел.
— Надо что-то делать.
— Что ты предлагаешь? Вынуть его из гроба и везти на джипе в другую похоронную контору?
— Господи, нет! Но надо же что-то…
— Успокойся. Давай как-нибудь это все переживем, а потом разберемся. Сейчас будет отпевание.
И действительно, в зальчик протискивался священник в мятой выцветшей рясе. Маша в ужасе широко раскрыла глаза: поп был маленький, едва ли выше ее плеча, толстый и хромой. Левый глаз его страшно косил. Она с содроганием перекрестилась и отступила за спину Каримова.
Около гроба слышались какие-то пререкания, которые становились все громче. Маша прислушалась: какая-то женщина спорила с хромым попом о стоимости отпевания.
— Шайтан ее возьми! — процедил Ильдар и в один большой шаг оказался у гроба, отстранив сухонькую пожилую женщину в черном кружевном платке. Маша видела, как он, не считая, сунул в руку попу деньги.
— А еще по шесть рублей свечки, — высоким неприятным голосом протянул священник.
Каримов сунул еще купюру, выхватил у него из рук всю охапку тонких восковых свечей и оглянулся, не зная, что с ними теперь делать.
Маша взяла из его рук свечи и стала раздавать их всем присутствующим.
— Надо бы об лампадку зажечь, — прошептала секретарша Ильдара Катя.
Лампадки нигде никакой не было. Мужчины стали чиркать и щелкать зажигалками. У гроба в голос завыла сухонькая женщина в черном платке, мать Стаса Покровского. Поп начал отпевание, под нос бормоча молитвы и изредка обходя гроб, размахивал чадящим кадилом.
Вскоре Маше стало дурно от духоты и повисшего в зале дыма. Наконец отпевание закончилось, все стали по очереди подходить к гробу и прощаться. В помещение протиснулись четверо жуткого вида мужиков в замызганных куртках — выносить.
Тут как-то само собой получилось, что церемонию взяла в свои руки Катя. Велела другой сотруднице из офиса Ильдара взять цветы, распорядилась, кто понесет венки. Вложила в руки покойного крест и иконку. Домовину накрыли тяжелой крышей и заколотили со всех углов. Страшные мужики подступили было к гробу, но их тут же оттеснили коллеги и друзья Стаса. Его несли не пьяные могильщики, а по-настоящему близкие люди. Кто-то вел картинно падавшую и заламывавшую руки мать Покровского.
— Как-то она рыдает… — начала Маша.
— Ненатурально, — закончила Катя.
— Ой, нехорошо так говорить, — спохватилась Рокотова.
— Да что там! — махнула рукой секретарша. — Его же не мать, а бабушка вырастила, пока мать по мужикам скакала. Мать про него только тогда вспомнила, когда он богатым стал.
— А ты откуда знаешь? Ты же молодая еще…
— Мне сам Станислав Сергеевич говорил. Она ему и на работу часто звонила, все денег требовала. И в понедельник первым делом прискакала его «дипломат» забрать. Надеялась, наверное, что там деньги.
— Забрала?
— Нет, его милиция изъяла. Ей только запасные ключи от квартиры достались, у него в столе лежали.
Автобус тоже был заказан один и очень маленький, к счастью, почти все были на машинах. Машу тоже усадили в чей-то автомобиль. Рядом с нею оказалась Лара Есакян.
Если может быть на свете воплощение горя, то это и была Лара. У нее были почти остекленевшие, пустые и темные, как безлунная ночь, глаза. Едва машина тронулась, Лара стала заваливаться на бок, она потеряла сознание. Пришлось останавливаться и приводить ее в чувство. Потом всю дорогу до кладбища Маша Рокотова держала ее за руку и периодически встряхивала за плечо.
Они проехали все кладбище и остановились на самом краю, почти у леса. Маша поторопилась выбраться из машины. На склоне пологого оврага в ряд были вырыты полтора десятка готовых могил. В них едва ли не до половины ямы стояла вода, жидкая грязь оплывала по краям.
Из своего джипа выскочил Каримов и, размахивая руками, влетел в автобус, не давая никому выйти. Через минуту вся процессия снова тронулась назад, к выезду с кладбища.