И она вновь растаяла, на этот раз окончательно и бесповоротно.
Но сегодня у нее болела от шампанского голова. Сначала Вера отмахивалась от боли, она все еще думала о вчерашнем вечере, вспоминала о его больших теплых руках, о его настойчивых и нежных губах, о его сердце, трогательно бившемся под ее ладонью… И еще она думала о том, что вчера сказал ей Беловский.
Бедный, несчастный человек, который лишен в жизни всего самого чистого и светлого, прикованный узами супружества к больной жене, которая даже не смогла родить ему ребенка! Между ними уже много лет нет никакого секса, никакой любви. Он настолько уже отвык от всего этого, что так и не решился вчера на большее, чем ласки и поцелуи, хотя Вера очень ждала продолжения. Он, кажется, боялся оказаться не на высоте, а ведь он такой нежный, такой страстный! Он мужчина, о котором можно только мечтать.
Голова болела все сильнее.
— Да что же это такое! — воскликнула Вера и пошла за анальгином.
В кухонном шкафчике стоял флакон с тригербином.
Без сил она опустилась на стул. Дурочка! Она уже размечталась, собралась стать его верной подругой, пусть даже и не женой, посвятить ему всю себя, родить ему сына… Она решила тягаться с его больной женой. Она, наркоманка, лабораторная мышь!
Она вдруг представила себя на месте его жены, несчастной больной женщины, которая из-за своей болезни тоже прикована к нелюбимому человеку, как и он к ней. Может быть, ей требуется дорогостоящее лечение, и она зависит от своего мужа, понимая, что опостылела ему? Или — и того хуже — она любит его! И понимает, что отравляет ему жизнь, мучается тем, что не родила ему детей, не дарит ему никаких радостей, не способна ни в чем ему помочь, но и не может его отпустить. Бедная женщина!
На глаза Веры навернулись слезы. Ей стало так жалко эту не знакомую ей женщину, что защемило сердце. Она же не виновата в своей болезни. Но и он, Валерий, тоже ни в чем не виноват.
В ее голове и душе все эти мысли и чувства создали такой хаос, что разобраться в себе Вера могла только одним способом: она позвонила Маше Рокотовой.
Ну почему некоторые люди считают, что шесть тридцать — это уже утро? Шесть тридцать — это глубокая ночь!
Маша Рокотова слушала Веру, засунув трубку телефона между щекой и подушкой, и старательно, но невпопад поддакивала, силясь не заснуть. Пару раз она все-таки провалилась в сон, и ей грезилось, что восхитительный Беловский лезет в ее постель со своим изумительным шампанским. Или это шампанское было восхитительным, а Беловский — изумительным? Какая, к черту, разница?
Вода камень точит, и возбужденный голос подруги заставил Машу окончательно проснуться. Вера излагала ей банальнейшую легенду неверных мужей о безнадежно больной жене. Три ха-ха, очень хотелось сказать Рокотовой. Это проходила чуть не каждая вторая женщина, заводившая роман с женатым мужчиной. Если бы все жены, которых подобные мужья выдавали за немощных калек и инвалидов, действительно были больны, это было бы ужасной эпидемией, несущей угасание человечеству.
Приманка настолько примитивная, что остается только удивляться, отчего же влюбленные женщины от веку ловятся на этот фантик? Рокотовой все это было понятно и смешно, смешно, что и ее не минула эта чаша. Напилась в свое время по горло!
Но для Веры эта любовь значила так много! Душа ее просила счастья, феерического волшебного романа, и Маша одним своим словом лишит ее всего этого? Да никогда! И она сказала именно то, что хотела от нее услышать Вера. Она сказала, что раз судьба распорядилась именно так, раз между нею и Беловским вдруг вспыхнуло такое сильное чувство, надо сейчас жить этим счастьем, а не мучиться призрачной виной и никому не нужным раскаянием. Допустим, его жена несчастна и страдает. И что? Должны страдать и Вера, и Беловский? Больной жене от этого будет легче? Нет. Так сложилось. Да, Беловский не бросит жену, а значит, не сделает ее несчастнее. А Вере нужно просто пустить все на самотек и делать только то, что ей подсказывает сердце.
Рокотовой было больно и даже стыдно говорить это Вере. Она вообще не любила в таких серьезных делах говорить не то, что думала. А влюбленность Веры представлялась ей очень серьезным событием. Вдруг Беловский ищет в этом романе только очередное развлечение? Да, конечно, так оно и есть. Вдруг он бросит Веру, обидит ее… А вдруг этот человек — и есть ее судьба? Неужели этого не может быть? Нет, не может — говорил Маше рассудок. Может, — кричало ей сердце!
