— В самом деле? — удивилась Тереза. — Послезавтра же — крайний срок сдачи!
— В том-то и дело, — развел я руками. — Поэтому я и решил, что, если стану ковыряться сам — нипочем не успею… Вот и пришел посоветоваться.
— Охотно помогу, чем смогу, — заявила молодая баронесса. — Правда, не рискну утверждать, что так уж сильна в теории. Но хотя бы подскажу, где и что искать. Что за вопрос-то?
— Профессиональные искусы и соблазны, — выдал я. — Специфические, для целителя.
— Ого! — приподняв бровь, не сдержала возгласа фон Ливен.
«Попали в точку?» — быстро спросил я у Оши.
«Не похоже, — помедлив, выдала свой вердикт та. — Считываю удивление и интерес, но вовсе не тревогу или уязвленность. Пока, по крайней мере, так».
— Весьма щекотливая тематика, — заметила между тем Тереза. — Могу я узнать, почему вас заинтересовала именно она?
— Да как-то вот так… Все прочие не приглянулись…
— Хм…
— Я там вконец запутался, — вздохнул я. — Может быть, хоть вы объясните мне человеческим языком, что к чему?
— Ох… — покачала головой фон Ливен. — Объяснить-то я объясню… Но не знаю, насколько это сгодится для курсовой…
— А вот там и посмотрим, — заявил я.
— Ну хорошо, — проговорила молодая баронесса, откидываясь на спинку стула и задумчиво поднимая глаза к потолку. — Начну тогда прямо с сути. Есть один момент, который, казалось бы, всем очевиден, но о котором при этом не принято лишний раз говорить вслух. Целительство же имеет репутацию магии безусловно светлой — и все причастные славой оной весьма и весьма дорожат. Но любой талант — оружие обоюдоострое. То, что лечит, способно и калечить. И добро бы речь шла о неправильно сросшихся костях или несворачивающейся крови! Целитель ведь способен получить доступ к самому сердцу пациента! Без этого даже элементарно боли не унять, не говоря уже о чем-то более серьезном! А целителю на такое даже согласие пациента не требуется! Что это, как не безграничная власть? А где власть — там и ответственность. Поэтому основополагающий принцип любой деятельности целителя звучит как «Не навреди!». Считается, кстати, что именно отсюда вытекает известная проблема самолечения — должно быть, по мнению мироздания, сами на себя мы не можем взглянуть объективно, непредвзято, а значит, принципиально не способны определить, где заканчивается польза и начинается вред… Пока все понятно? — прервав свой страстный монолог, задала вопрос Тереза.
— Ну… в общем, да, — не без сомнений кивнул я.
— Это то, как все должно быть в идеале, — продолжила фон Ливен. — Но власть — она не только требует ответственности, но и ввергает в соблазн. Поддавшийся искусу целитель может в какой-то момент начать действовать уже не в интересах пациента, а в своих собственных. Или в чьих-то еще — со стороны. Скажем, не снимать боль, а усиливать ее — в целях пытки. Или можно искусственно пробудить в ком-то пылкую страсть — это так называемый приворот. Еще пример — из, казалось бы, иной сферы: клеймение холопа. Принципиально это та же самая целительная магия — только, скажем так, темная ее ипостась. В прямом смысле слова темная: если добросовестный целитель, помогая пациенту, видит, как того озаряет свет — не глазами, конечно, видит, сердцем — то впавший в соблазн отступник воочию созерцает сход тьмы… Сама я, правда, подобного не наблюдала, и, надеюсь, не доведется, но разговаривала с тем, кто через такое прошел. К счастью, сумел вовремя остановиться и вернуться к свету — но это уже дано далеко не всем… Если вкратце и не сильно углубляясь — то вот суть, — сама себе кивнула Тереза и внимательно посмотрела на меня, явно ожидая реакции.
— Да-а… — протянул я. — Все это весьма… познавательно. Только вот я, честно говоря, немного о другом спрашивал.
— В самом деле? — искренне удивилась молодая баронесса. — Значит, я неверно поняла вопрос. Можете еще раз уточнить?
— Да вот… Говорят… В смысле, я читал… Читал, что целитель может как-то вмешаться в свой собственный психоэмоциональный фон, — проговорил я уже без всяких экивоков. — Типа, подарить себе иллюзию счастья. Как бы сбежать от проблем в этакий дурман…
