Тем временем голем молодцевато повел плечами и затем низко, разве что не в пол, поклонился штабс-ротмистру — с грацией, которой, признаться, сложно было ждать от туши подобной комплекции. Наш преподаватель ответила ему скупым кивком.
Затем голем перевел взгляд на нас, сидевших у стены, пару секунд постоял неподвижно, словно в размышлениях — и вдруг двинулся к крайней справа скамье, как раз той, где сидели мы с Машей и Терезой. Мои пальцы сами собой скрестились, призывая щит. Аналогично среагировала Муравьева.
Однако несмотря на магическую преграду, способную, по идее, остановить мчащуюся самобеглую коляску, погасить файербол или отразить атаку разъяренного чудовища, это глиняное изваяние даже с шага не сбилось — разве что самую малость замедлило ход.
— Обычные щиты не способны сдержать голема, — донесся до моего слуха спокойный голос Поклонской. — Уберите защиту, кадеты — сейчас вам ничего не грозит!
Ага, как же не грозит! А кто пугал орфографическими ошибками в программе?
Тем не менее, пальцы я послушно расслабил. Маша, помедлив, последовала моему примеру.
А голем, наконец остановившись, отвесил ей поклон — может, и не столь глубокий, как до этого штабс-ротмистру, но весьма и весьма почтительный — после чего протянул вперед свою огромную ручищу. Муравьева непроизвольно отпрянула, вжавшись лопатками в стену зала.
— Окажите любезность, сударыня, пожмите ему руку, — подсказала ей из-за спины голема Ирина Викторовна.
— Что? — растерянно захлопала глазами Маша. — А… Ну да…
Ладонь моей соседки робко легла в лапищу истукана. Грубые пальцы глиняного здоровяка сомкнулись на тонкой кисти Муравьевой, и я явственно представил, как сейчас затрещат хрупкие девичьи косточки, но ничего подобного, к счастью, не случилось. Голем разжал руку и сделал шаг в сторону — ко мне.
Все повторилось — поклон и последующее рукопожатие — только в отличие от Муравьевой, протягивая изваянию ладонь, я машинально привстал. Хват голема оказался крепким, но подчеркнуто аккуратным, и тем не менее, снова опустившись на скамью, я почувствовал, как по виску у меня медленно скатывается капелька ледяного пота.
Тем временем, истукан уже «здоровался» с Терезой.
…Дождавшись, пока голем поприветствует последнего кадета в ряду, Поклонская быстро подошла к нему сзади и внезапно положила ладонь истукану на затылок. Здоровяк тут же широко распахнул рот — словно рыбина, выброшенная на берег. Запустив пальцы в ощерившуюся пасть изваяния, Ирина Викторовна ловко извлекла оттуда давешний свиток. Кровавые глаза голема мгновенно закрылись, и он застыл в той же самой позе, что мы его и застали в начале урока.
— А если бы укусил? — в звенящей тишине хмыкнул Вильгельм фон Функ.
— Исключено, — покачала рыжей шевелюрой штабс-ротмистр. — Тот, кто вложил программу, всегда может ее изъять. Другое дело, что если по нашим и европейским традициям доступ к центру управления големом осуществляется через рот, то на востоке все несколько… скажем так, вариативнее.
— Неужели, через… — начал было кто-то — кажется, Гончаров.
— Вернемся к теме свитков, — прервала его, не позволив увести разговор в сторону, Поклонская. — Да будет вам известно, что для программирования — как, собственно, и изготовления — големов совершенно не обязательно быть сильным магом — как я уже упомянула, Лев бен Бецалель являлся всего лишь мастеровым. Тем не менее, здесь требуются особые склонности. Так-то работающую программу способен написать любой одаренный, но кому-то придется для сего сочинить целый трактат — а кому-то хватит и дюжины слов, остальное будет доведено, скажем так, между строк. Вершина таланта — программирование голема ментально, вовсе без посредства пергамента. Но подобное в наше время мало кому доступно. Мне — так нет. Но, может быть, в ком-то из вас дремлет будущий Мастер големов? — обвела она нас долгим, словно бы оценивающим взглядом.
— Хм, почему бы и нет? — откликнулась Инна Змаевич.
— А вот сейчас мы сие и проверим, — улыбнулась Ирина Викторовна.
Откуда-то справа к нашим скамьям устремилась стайка писчих перьев, слева — косяк чистых листов пергамента.
