— Чухонец, не тупи, а?! — скривилась Милана. — Моих семейных активов. Которые чуть было не уплыли к Ростопчину. И которые вы с Муравьевой спасли от распродажи. Я сочла, что будет справедливым разделить их теперь с вами. Половина — мне, половина — вам! По-моему, честно.
— Стоп, подожди, — нахмурился я. — Мы тебе дали меньше миллиона! На половину всех твоих активов это и близко не тянет! — я попытался вернуть молодой графине бумаги, но та демонстративно заложила руки за спину.
— Если бы не тот ваш миллион, Ростопчин заполучил бы не половину, а все, — заявила Воронцова. — Ну, почти все. Так что раздел более чем справедлив. Я так решила — и точка! А станешь ерепениться — Ростопчину твою долю и отпишу!
— Нет, Ростопчину не надо… — пробормотал я, заглядывая-таки в бумаги. — А почему только мне и Маше? — спросил затем. — А как же Златка с Тоётоми? — кивнул на болгарку с японцем. — Они тоже приложили к этому ману…
— Думала об этом, — заявила Милана. — Но вы у нас — иностранные подданные, — также повернулась она к Ясухару и «Ивановой». — По закону на вас я ничего существенного переписать не могу.
— Да мы и не претендуем! — поспешил заверить ее Тоётоми.
— Княжьи Слепки не нам принадлежали, так что и деньги были не наши, — пожала плечами царевна. — Так что все ты сделала верно!
— Я еще чего-нибудь придумаю на этот счет, — не слушая японца и болгарку, продолжила молодая графиня. — Но пока — вот так.
В этот момент в комнату вернулась Муравьева.
— Все в порядке! — радостно сообщила она еще с порога.
— Света пришла в себя?! — я едва не выронил из рук полученные от Миланы документы.
— Не настолько в порядке, — вынуждена была незамедлительно разочаровать меня Машка. — Но печать снята, а Светлана жива — она спит. Оши вьется вокруг нее, но пока ничего не обещает…
«С вашего позволения, сударь, я бы присоединился к процессу, — подал голос Фу. — Мой опыт по сей части скорее отрицательный, но тем не менее…»
«Да, конечно, — рассеянно кивнул я. — Ступайте».
— А мы тут собственность Миланы помаленьку делим… — проговорил я уже вслух, — хлопнув по колену кипой документов. Одна из бумаг выскочила из пачки и спланировала на пол — не глядя подхватив ее магией, Воронцова вернула листок мне.
— Правда? — усмехнулась между тем длинноножка. — Чур мне тот симпатичный домик на Тверской-Ямской!
О каком домике речь, я не имел ни малейшего представления, а вот Воронцова Машку поняла:
— Как знала — тебе его и отписала! — улыбнулась молодая графиня.
— Вот спасибо! — кажется, Муравьева все еще принимала новость за шутку.
— Я загляну к Светлане? — спросил я у нее, поднявшись и почему-то покосившись при этом на безучастную Дашку Карпенко — будто обращаясь с вопросом и к ней тоже.
— Конечно, — кивнула Маша. — Только магию рядом с ней поменьше используй — это может нарушить сон!
— Да, я знаю, — осенью в лазарете Федоровки мне на этот счет все уши прожужжали.
— А я пока пойду подберу ингредиенты для дыма, — уже на пороге комнаты догнал меня голос Златки.
Светку я нашел в той самой спальне, что когда-то — не так уж и давно, если задуматься, но в то же время словно вечность назад — выделила ей Милана. Каратова лежала в постели, по самый подбородок укрытая одеялом. Золотые локоны девушки разметались по подушке, глаза были закрыты, но неплотно. В лазарете Светка так же спала — словно исподволь подглядывая за посетителями. На самом деле, конечно, ничего сейчас она не видела. Даже снов.
Замерев у изголовья кровати, с минуту я простоял молча, затем прошептал:
— Все образуется. Мы тебя вытащим — я обещаю!
Затем наклонился, поцеловал девушку в лоб — горячий и гладкий, без малейших следов клейма — и, повернувшись, вышел из спальни.
