— Какой крючок?
— Метод кнута и пряника, — объяснял Игорь, прыгая по ухабам. — Значит, пряник: мы ей каждый год бочку спирта ставим. Чтоб она с ним делает, нас не касается. А кнут простой — мы на нее компромат собрали.
— На бабку?
— А что такого? Бабка-то еще та, я бы сказал. Мы ее в Красносибирск свозили, сняли ей какого-то бомжа. Что они в номере делали, это ужас… Когда пленку прокрутили, наших ребят блевать потянуло. Но главное, есть чего прокрутить. Если на деревне показать, шоу будет похлеще Апокалипсиса. Так что Настасья — свой человек.
Они вышли на северный край деревни.
Избушка была мила, жаль только, без курьих ножек. Хотя расти им было совершенно неоткуда: избушка до самых окон уходила в землю.
— Жить будем здесь. У бабки мы в относительной безопасности.
Гера кивнул.
Дверь открылась. На крыльце показалась морщинистая хозяйка и что-то просипела, едва открывая рот.
— Настасья, милочка, — сказал Игорь, — я тебе сигарет привез. Твоих любимых, Настенька, «честерфилд».
— Залетайте, голубки мои, — старая скривила лицо.
— Ты не бойся, это она улыбается, — шепнул Игорь. — Старается, как умеет.
Как и положено, избушка была поставлена на сигнализацию. За деревянной дверь их встретила вторая, бронированная, с глазком и бойницей для пулемета. Гнилые ставни охраняли окна снаружи, зато внутри дремали железные жалюзи.
— Класс, — оценил Гера, обойдя резиденцию.
— Самое главное, — усмехнулся Игорь, — спрятано под землей. Пошли вниз.
Маленьким ключом он открыл бронированную преграду, и они пошли вниз.
Комнату украшали мягкая мебель, сейф и компьютер на черном офисном столике.
— А компьютер-то на фига?
— А тетрис? А база данных? Думаешь, я в амбарной книге стану базу данных держать?
Игорь подошел к сейфу, набрал код.
Дверца распахнулась: внутри пылились бутылка коньяка и несколько коротких «калашей». Кроме них, лежал десяток дискет, и тонкая папка с грифом «на черный день».
— Что в папке? — спросил Гера.
— Откуда мне знать? День пока не настал. Если придет, открой эту папку. Я тебе разрешаю.
— А как я узнаю, что это действительно черный день?
— Ничего, поймешь, — сказал Игорь. — Такое сразу понимается… По коньяку?
Он вынул из шкафа пару хрустальных рюмок.
Сдвинув клавиатуру, присели за стол.
— Пей, Гера, и гордись… это, чтоб ты знал, последняя нормальная бутылка на весь район.
— Что же пьет местное население?
— Они, — сказал Игорь, — много чего пьют. Всего не упомнишь. Но тебе не советую.
Из дорожных сумок вынули закуску. В герином багаже, кроме всего прочего, булькала бутылка водки.
— Извини, я тебя обманул. Это не последняя. Последняя у тебя…
— Давай оставим на завтра?
— Давай, — согласился Игорь. — Если завтрашний день наступит, нам наверняка захочется выпить. А сейчас — наверх. Пора за работу. Будем собирать информацию.
— Это как?
— Очень просто: наливай да пей.
— Снова? — испугался Гера.
— А что делать? — вздохнул Игорь. — Тяжело, но придется. Другие способы нам временно недоступны.
Хозяйка квохтала, собирая на стол.
В окружении соленых огурчиков и грибочков стояла подозрительного вида бутыль.
— Это можно, — шепнул Игорь, — всего-навсего мой же спирт.
Они аккуратно сели на шаткие табуреты. Настасья, хрустнув огурцом, сразу же подняла тост:
— За сугрев нутра, мужики!
— И тебе того же, старушка, — ласково сказал Игорь. — А помнишь, Настасья, летом у тебя нерусский жил.
— Это Манард, едрить его, что ли?
— Он самый. Что с ним стряслось?
— Так он в лес подыбал. Там его и жахнули. Ну и все… Подох как миленький твой Манард.
— А кто же его?
— Масоны, видать. Они у нас, едрить, совсем одичали. Да ты сам, миленький, посуди: кто же, кроме них, мериканского полковника жахнуть осмелится?
Гера чуть не подавился бабкиным спиртом.
— Картину не гони! — рявкнул Игорь. — Ты мне, старая сука, понтоваться-то завязывай! Я тебе, блядина, на хер уши поотстреляю! Ты хоть отсекаешь, срань, кто с тобой базары ведет?
Гера, не скрывая удивления, скромно блевал в углу. И так он блевал, и эдак, но удивления скрыть не мог.
— Так бы сразу и говорил, — сказала Настасья. — А то, миленький, ходишь вокруг да около, как дурак, я тебя понять не могу.
