У самой трибуны уселись рядом Коновалов и Ергин. Оба не пропускали ни одного культурного мероприятия — ни вечером, ни днем.
— Мой-то каков племяш! — Елизар Мокеич гордо кивнул на Порошкина. — Видал, сосед, в центре стола сидит, строгий и озабоченный — настоящий замполит! Нам любая должность по плечу. А где ж твой закадычный друг Петька-пересмешник, пошто его не видно за столом? Видно, не тянет в руководство…
Коновалов в ответ покашлял и отодвинулся от Ергина.
Сергей Порошкин сильно волновался, хотя Галина Андреевна, забегая в зал, успокаивала его: «Все будет хорошо». Сергею надо как замполиту представить ребятам писателей и на встрече следить за порядком в зале. Вдруг да что-нибудь не понравится шухарным подросткам — начнут шуметь, бузить. В любую минуту могут неожиданное выкинуть. Со стыда сгоришь.
Сергей явственно помнит свою первую встречу с писателем. Случилось это три года назад. Пожаловал в школу сгорбленный старичок, на шишковатой голове редкие прозрачные волосы хохолком, взгляд острый, добрый. Сел он за низкий столик перед ребятами и тихим голосом, покашливая, начал рассказывать, как плавал на корабле вокруг света. Потом Сергей с упоением взялся читать романы знакомого писателя о русских моряках. Полюбил море, которое никогда не видел. И теперь он невольно ждал старого знакомого.
На сцену поднялись двое гостей, привела Галина Андреевна. Ребята встали и дружно захлопали в ладоши. Первым вышел за трибуну низкий ростом, с гладким лицом. Минут тридцать он говорил о полезности чтения книг.
Сначала подростки молчали, наверно, ждали: вот-вот выступающий войдет в азарт, отмахнется от прописных истин и скажет что-нибудь интересное, свое сокровенное прочтет. Но писатель слишком долго никак не мог взять разгона.
— Мы это в школе проходили! — первым не выдержал Мороков.
— Проходили!.. — загудел зал.
— Какие вы книжки написали? Покажите их…
— Вижу, друзья мои, — гость вытирал лоб носовым платком, — наскучил я вам прозой. Зато мой коллега, поэт, воздаст вам с лихвой за терпение.
Низкий, с неудовольствием на распаренном лице, сел за стол, что-то прошептал Галине Андреевне. Та, глядя в зал, смущенно, с недоумением пожала плечами, зарделась лицом, прикладывала ладошку к щеке и тут же, словно обжигаясь, отрывала.
«Ну что, замполит! — торжествующе улыбался Мороков. — Страсти накаляются. Ага, не можешь унять гомон, это тебе не меня в директорском кабинете воспитывать…»
Сергей постучал авторучкой по графину. За трибуну прошел поэт. Стройный, молодой, в изрядно потертых джинсах. Наступила тишина. Поэт, приподняв гордо голову, глядя куда-то ввысь, с ходу начал со стихов. Читал напевно о том, как нашли его в капусте и как посеял он в горшочке манную крупу…
Сергею стало жаль гостей, обидно за них. Он смотрел на дверь и ждал того седого старичка, который своими романами зажег в нем страсть к морю. Сергею хотелось высоких, необыкновенных слов, которых не скажет ему ни отец, ни преподаватель, и нигде их не прочтешь, не услышишь. Но вот пришли писатели к ребятам и ничего особенного, своего почему-то не сказали. «Зачем они явились к нам с «манной крупой»?»
Ребята вертелись, галдели. Преподаватели встали вдоль стен, неодобрительно поглядывая на сцену, одергивали то одного, то другого дебошира. Порошкин — на Галину Андреевну: надо что-то делать, но что? «Ты — замполит, — выражением глаз говорила ему Галина Андреевна. — Думай, действуй».
— Преждевременно, однако, вы пришли к власти, — заметил Коновалов насупленному Ергину. — Видишь, каково твоему племяшу терпеть стыд-позор? Выручай, сосед, наследничка. Да призовите на подмогу моего Петра…
— Ну-ка закройте коробочки! — крикнул в растревоженный зал Мороков. — Чего хай подняли, не видите, что ли: начальство молодое и писатели начинающие. Совесть надо иметь. — И Порошкину: — Не унывай, Серега, я с тобой.
— Спасибо за выступления, — обратился Сергей к писателям. — А то, что шумновато, так это знак благодарности и восторга. Теперь и мы вас развлечем, — повернулся к притихшему залу. — Музыканты, бегом за инструментом. Петр Гомозов, прочти стихотворение про молнию…
