Андашевскiй.
Нѣтъ, я не могу на тебѣ жениться!
Марья Сергѣевна.
Почему же не можешь?
Андашевскiй.
Потому что ни моя служба, ни мое положенiе въ свѣтѣ, ничто мнѣ не позволяетъ того.
Марья Сергѣевна (очень окорбленная послѣдними словами).
А, такъ это значитъ я унижу васъ; но только вы ошибаетесь, кажется, въ этомъ случаѣ!.. Ты хоть и чиновенъ; но отецъ твой все-таки былъ пьяный приказный, а мой отецъ генералъ-лейтенантъ! братья мои тоже генералъ-маiоры! Ты вонъ по французски до сихъ поръ дурно произносишь и на старости лѣтъ долженъ учиться у француза; а я по французски лучше говорю, чѣмъ по русски, и потому воспитанiемъ моимъ тоже не унижу тебя!
Андашевскiй (въ свою очередь тоже вспыхнувшiй отъ послѣднихъ словъ Марьи Сергѣевны).
Тутъ не объ униженiи говорятъ, а то, что, женясь на тебѣ, я при моемъ высокомъ постѣ не буду имѣть жить на что!.. Я слишкомъ бѣденъ, чтобы вести жизнь женатаго человѣка.
Марья Сергѣевна (крайне удивленная этими словами).
Какъ ты бѣденъ?.. Ты жалованье огромное получаешь и кромѣ того у меня въ домѣ получилъ триста тысячъ капиталу – бѣдный какой!..
Андашевскiй (еще болѣе покраснѣвъ).
Послушай, ты наконецъ выведешь меня изъ терпѣнiя этими тремя стами тысячъ! Ты говоришь объ нихъ на каждомъ шагу и сдѣлалъ то, что объ этомъ всѣ газеты теперь трубятъ!.. Понимаешь ли ты, какое зло мнѣ можешь принести этимъ; а между тѣмъ это были казенныя деньги, которыя я случайно получилъ у тебя на квартирѣ.
Марья Сергѣевна.
Ахъ, Боже мой, скажите, пожалуйста, какую дуру нашелъ, въ чемъ завѣрить хочетъ! Зачѣмъ же ты въ запискѣ своей, которую прислалъ мнѣ объ этихъ деньгахъ, прямо просилъ меня, чтобы я поберегла твои деньги?.. Казенныя деньги ты не сталъ бы называть твоими.
Андашевскiй.
Въ запискѣ къ тебѣ я и казенныя деньги могъ назвать своими!.. Это не оффицiальная бумага!.. Но гдѣ-жъ у тебя эта записка?.. развѣ цѣла еще она?
Марья Сергѣевна.
Цѣла и спрятана!
Андашевскiй.
Отдай мнѣ ее сейчасъ-же!
Марья Сергѣевна.
Нѣтъ, не отдамъ.
Андашевскiй (удивленный и взбешенный).
Какъ же не отдашь?.. Ты не имѣешь права не отдать мнѣ ее, потому что она у тебя можетъ быть украдена; ты можешь умереть одночасно, и ее опишутъ вмѣстѣ съ другими вещами, а я со всѣхъ сторонъ окруженъ врагами и шпiонами, которые изо всего готовы сдѣлать на меня обвиненiе.
Марья Сергѣевна.
Зачѣмъ-же мнѣ умирать? Ты вѣроятно желаешь этого, а я нѣтъ!.. Украсть у меня этой записки тоже никто не украдетъ: я ее далеко бepeгy!
Андашевскiй (показывая на шифоньерку).
Въ этой шифоньеркѣ, конечно?
Марья Сергѣевна.
Нѣтъ, подальше!
Андашевскiй.
Никакъ ужъ не подальше!.. Гдѣ у васъ ключи отъ нея?
Марья Сергѣевна.
Ключи потеряны! (при этомъ она поспѣшно закрываетъ руками одну изъ подушекъ своихъ).
Андашевскiй.
Вотъ они, видно, гдѣ! (засовываетъ руку подъ ту же подушку).
Марья Сергѣевна (кричитъ).
Не дамъ я вамъ ключи!
Андашевскiй (весь красный).
Нѣтъ, дадите!.. (вытаскиваетъ изъ подъ подушки руку Марьи Сергѣевны, въ которой она держитъ ключи, и начинаетъ отнимать ихъ у нея).
Марья Сергѣевна (кричитъ на всю квартиру).
Не дамъ, – пустите!
Андашевскiй (тихимъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ бѣшеннымъ голосомъ).
Если ты мнѣ сейчасъ-же не отдашь ключей и не возвратишь записки, я убью тебя, – слышишь!
(Въ это время раздается довольно сильный звонокъ, Андашевскiй тотчасъ-же оставляетъ руку Марьи Сергѣевны, которая, въ свою очередь, убѣгаетъ въ соседнюю комнату и кричитъ оттуда):
Я не отдамъ вамъ вашей записки!.. Я напечатаю ее!
