Он безжизненным тоном произнес:
— Я не буду пытаться отобрать его у тебя, если ты это имеешь в виду.
— Нет! — срывающимся голосом воскликнула Мей. — Нет! Я говорю совсем не об этом. Я имею в виду… только то, что я… я не хочу, чтобы случившееся между нами… — Последовала еще одна длинная пауза, затем она продолжила: — Я не хочу, чтобы из-за меня ты перестал видеться с ним. — Ее интонация изменилась, стала более настойчивой, отчаянной. — Ты нужен ему, Эндрю!
Эндрю почувствовал себя так, словно гигантская рука сдавила ему грудь. Значит, все сводится к одному — к сиротству — и, скорее всего, к ее собственному. Почувствовав вдруг смертельную усталость, он глухо ответил:
— Я не собираюсь бросать своего сына, Мей. Я люблю его, чертовски за него волнуюсь и намерен видеться с ним так часто, как только возможно. Я и за тебя волнуюсь. Но это, кажется, не принимается в расчет. — Эндрю помедлил, затем решил сказать все до конца, так как знал: придет день, и он пожалеет о том, что не воспользовался этой возможностью. — Несмотря ни на что, я хочу, чтобы ты знала: лучшее, что случилось в моей жизни, — это ты. — Затем, не дав ей ответить, бросил трубку, чувствуя огромную зияющую дыру в том месте, где когда-то у него было сердце.
На несколько дней Эндрю ушел на дно. Он отключил телефоны у себя дома и в офисе, не сомневаясь, что Витторио доберется до него, если потребуется. Не в силах видеть никого, особенно поставщиков и перспективных клиентов, Эндрю отменил все встречи и занялся эскизами оформления гостиной, которые постоянно откладывал в долгий ящик, поскольку требовалось найти нелегкий компромисс между своим хорошим вкусом и нелепыми требованиями заказчика…
Однажды днем в его кабинете появилась расстроенная Энджела и поинтересовалась, что происходит. Она была тактична и не стала бы вмешиваться, если бы не считала дело достаточно серьезным. Может быть, оттого что он уже созрел для откровенного разговора, а может быть, потому что она застала его в момент слабости, но Эндрю выложил ей все. Он думал, что это принесет облегчение, но не тут-то было. Ему стало еще хуже.
На шестой день он осознал, что бездействовать дальше нельзя. Он достаточно долго зализывал раны и должен теперь стиснуть зубы и договориться о свидании с Алексом. Но каждый раз, когда перед ним вставал образ сына, возникала эта ужасная боль в груди, а мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с Мей, была просто невыносима. Эндрю не знал, как переживет все это, но пережить должен, иначе вообще никогда не увидится со своим ребенком.
Эндрю подъехал к своему дому и решительно вышел из машины. Сейчас он позвонит Мей.
Осень подходила к концу, листва с деревьев облетела, но день был не по сезону теплым. Эндрю провел рукой по волосам и подумал, что сначала не мешало бы выпить чего-нибудь холодного. Открыв дверь, ведущую в кухню, он вошел, сделал два шага… и замер, не веря собственным глазам. Перед открытым буфетом стояла бабуля, а у стола — знакомая сумка с детскими вещичками и детское автомобильное сиденье, в котором мирно посапывал Алекс. Эндрю был так потрясен, что буквально прирос к полу.
— Я привезла тебе сына, — сказала она так, словно они заранее обо всем договорились.
Эндрю тупо посмотрел на нее, потом на Алекса, который спал, при этом соски нигде не было видно. Бабуля с пониманием улыбнулась.
— Он уже большой мальчик.
Вот и еще одну веху миновали без него… Эндрю захотелось схватить сына и до боли стиснуть в объятиях, но он не сделал этого — не смог. Поскольку чувствовал себя так, словно ему на грудь уселся слон. Бабуля подошла и, похлопав его по руке, потянула к столу.
— Пойдем. Я приготовила тебе поесть.
Его уже поджидали аппетитный бутерброд и бутылка с холодным пивом. На другом конце стола лежало что-то белое и ажурное.
— Сядь! — скомандовала она.
Эндрю выполнил приказание, а затем сделал большой глоток из бутылки, надеясь, что это поможет преодолеть спазм в горле. Бабуля, сев наискосок от него, придвинула к Эндрю тарелку с бутербродом.
— Ешь, а потом поговорим.
Ее ласковый тон и заботливость окончательно вывели его из равновесия. Поставив локоть на стол, Эндрю прикрыл глаза ладонью, изо всех сил стараясь взять себя в руки. Бабуля склонилась и потрепала внука по плечу.