Прошла, казалось, вечность, прежде чем фейерверки, вспыхивающие под его закрытыми веками, потухли, и Эндрю почувствовал себя так, словно израсходовал всю свою энергию до последней капли. Его тело охватила звенящая слабость, но он все же заставил себя пошевелиться. Обхватив ладонями лицо Мей, Эндрю нежно и медленно поцеловал ее в губы, успокаивая и благодаря. Она доверчиво приникла к нему дрожащим телом. Ее лицо было мокро от слез.
Эндрю осторожно прервал поцелуй и, глубоко вздохнув, ладонью вытер слезы, стекавшие по щекам Мей, глядя в ее лицо с любовью, от которой у него сжималось сердце.
— Ты в порядке?
Она кивнула и попыталась улыбнуться, но по ее щекам снова покатились слезы. Оперевшись на локоть, Эндрю поцелуями осушил их. Он хотел сказать ей, что чувствует, но по прошлому опыту знал, что сейчас не время.
Странное ощущение, сродни испугу, овладело им, когда, подняв голову, Эндрю обнаружил, что Мей все еще смотрит на него. Обычно в постели все ее защитные барьеры падали — как было и в этот раз. Но прежде она всегда закрывала глаза после интимной близости, даже если руки продолжали ласкать его. Словно боялась, что он увидит слишком многое, словно что-то скрывала от него. Сейчас все было иначе.
— Я же предупреждал тебя, Поллард. Слишком много времени прошло, — с натянутой улыбкой произнес он.
Внезапно смутившись, она отвела взгляд и провела пальцем по его ключице. Но глаз все равно не закрыла.
— Не понимаю, о чем ты.
За подбородок он повернул ее лицо к себе.
— Понимаешь. Я буквально лез на стену, с тех пор как родился наш парень. Это не лучшим образом сказалось на моей мужественности.
Должно быть, она покраснела, но Эндрю не мог определить это точно в слабом свете, падающем из коридора. Мей пристально посмотрела на него, уголок ее рта приподнялся в забавной полуулыбке, затем она снова принялась поглаживать его ключицу.
— Твоя мужественность ничуть не пострадала, Эндрю.
Положив голову на руку, Эндрю усмехнулся.
— Знаешь, а ты довольно симпатичная, Поллард.
Мей поежилась и с деланной строгостью посмотрела на него.
— А ты — гадкий мальчишка, Макги!
Не переставая улыбаться, он наклонился и поцеловал ее в губы. Это заставило содрогнуться тела обоих. Эндрю едва сдержался, чтобы не застонать. Закрыв глаза, он прижался лбом ко лбу Мей и заставил себя глубоко вдохнуть, остро чувствуя, как влажный жар обжигает его.
Отчасти восстановив самообладание, он поднял голову. Глядя вниз, на нее, он попытался отстраниться, но едва напряг мускулы, Мей обхватила ногами его бедра и прошептала:
— Не сейчас.
Более чем когда-либо согласный с ней, Эндрю тем не менее произнес:
— Милая, наверное, таким образом, мы и попали в беду прошлый раз. — Он медленно улыбнулся и с полной откровенностью добавил: — И как бы мне ни нравилась мысль о том, чтобы снова сделать тебя беременной, думаю, еще рановато.
Но он не собирался давать ей времени на размышления. И снова поцеловал Мей, но уже не благодаря и не успокаивая. Эндрю почувствовал, как участился ее пульс, и она раскрыла губы, предоставляя ему полную свободу действий.
— Впрочем, я мог бы кое-что сменить, и мы бы продолжили с того, на чем остановились, — пробормотал он.
Мей снова стиснула коленями его бедра.
— Сменить? Как подгузник?
Он засмеялся, не отрывая от нее своих губ, и крепко обнял ее.
— Именно.
Эндрю проснулся в широкой постели Мей в начале шестого утра. Его сон прервали сопящие звуки, предупреждавшие: осторожно, голодный ребенок! Стараясь не побеспокоить Мей, он встал, вынул Алекса из колыбельки и направился в детскую. Там Эндрю натянул джинсы и сменил подгузник сыну. Затем направился в гостиную, где усадил малыша в креслице, пристегнул ремнями и оставил загорать перед балконной дверью, а сам направился в кухню, где поставил подогреваться бутылочку и принялся варить кофе.
По идее он должен был бы ощущать себя не лучше жертвы автокатастрофы, но на самом деле чувствовал себя так, словно сражался с Голиафом и победил. Он не мог бы сказать, сколько раз они занимались любовью этой ночью, но последний раз был самым лучшим. Потому что инициатива принадлежала белокурому ангелу, у которого не было ничего пристойного на уме.
