— Нет-нет, — произношу с поспешностью, — никаких занятий сегодня. Я просто хотела узнать… как он…
Мы входим в гостиную и присаживаемся на диван.
— Плохо, Стеф, — Шарлотта поджимает губы. — Эстер оказалась обманщицей, и Алекс… он сам не свой.
— Что случилось?
Ответ мне известен, но Шарлотте лучше не знать об этом.
— Не знаю, как и сказать, — мнется она, — но кажется, Юлиан устроил Алексу что-то вроде подарка… в лице Эстер. И признался об этом только вчера… Жестокая, жестокая шутка, от которой все мы буквально в шоке! Как такое вообще могло прийти ему в голову?! Не следовало нам снова привечать его… и вот результат.
— То есть Эстер?..
— Пропала, словно ее и не было… — Шарлотта пожимает плечами. — Адриан ужасно зол. Вчера они ругались с Юлианом в библиотеке, наговорили много нехорошего друг другу… никогда не видела Адриана таким. Думаю, этот поступок переполнил чащу его терпения: он велел Юлиану впредь не переступать порог этого дома. Тот ушел, оглушительно хлопнув дверью…
— А Алекс? — вот что по-настоящему волнует меня.
И Шарлотта бросает на меня сочувственный взгляд.
— Алекс весь день не выходит из комнаты… Вот, полюбуйся, что он оставил на столе в столовой. — И протягивает рамку с пришпиленной в центре тропической бабочкой. Ее красиво распахнутые светло-салатовые крылышки кажутся почти прозрачными… и такими живыми.
Однако проколовшая ее игла слишком категорична и недвусмысленна — эта бабочка мертва.
Как и тот, кто сотворил это красноречивое панно с мертвой бабочкой посередине…
— Просил переслать его Юлиану. Здесь надпись — посмотри.
И я прочитываю «Ты сделал даже больше, чем рассчитывал…»
— Мне так жаль, — только и могу выдавить я — горло перехватывает от эмоций. — Что теперь будет?
Шарлотта качает головой.
— Я не знаю, Стефани. Я правда не знаю.
Мы намеренно не говорим о чуде в столовой — ведь это чудо, как ни крути! — и продолжаем разговор о Эстер.
— Мы как чувствовали, что добром это не кончится, — произносит Шарлотта с сожалением. — Нам сразу показался слишком неестественным этот ее внезапный интерес к Алексу…
И я не могу смолчать:
— В него легко влюбиться.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я знаю, что ей известен мой маленький секрет… Секрет Полишинеля, если уж на то пошло.
— Прости, я вовсе не это имела в виду, ты ведь понимаешь? — Шарлотта касается моей руки, как бы успокаивая и прося прощения одновременно, но я чувствую себя обязанной заступиться за парня и потому произношу это вслух:
— Я люблю Алекса.
Звучит как вызов, на который моя собеседница отзывается тихой улыбкой:
— Я знаю об этом… мы все знаем.
И пока она обнимает меня, незаметно засовываю телефон за диванную подушку.
11 глава.
Последующие дни проходят, словно в тумане: я бегаю на работу, собираю чемодан для предстоящей поездки к родителям — и постоянно думаю об Алексе. Мне жутко хочется позвонить ему… или в крайнем случае написать, но перед глазами так и пляшут строчки из их с Эстер переписки, и я не решаюсь сделать этого.
«Весь день думал о тебе… очень хочется снова поцеловать тебя».
Или:
«Ты так заинтриговала меня своим подарком, что я полночи не спал, гадая, что же он из себя представляет… Скучал о тебе».
Бастиан прав: не стоило мне читать все это. Меня как будто инфицировали опасным вирусом, превращающим Стефани Зайтц в ревнивое и крайне дерганное существо.
Сколько раз я представляла себе наш первый поцелуй, сколько раз мысленно признавалась Алексу в своих чувствах… и вот, какая-то лживая подставная кукла опередила меня во всем.
Мне жутко хочется свернуть ее идеальную длинную шейку и отомстить за нас обоих.
Я даже молчу о самом Юлиане… его я ненавижу едва ли не сильнее обманщицы Эстер, хотя впервые и познакомилась с ним только в день именин Алекса — до этого он был просто фигурой из рассказов Шарлотты. Неприятным «кем-то» с приятной внешностью…
Отпираю дверь и замечаю в прихожей незнакомую мне пару обуви: Бастиан привел друга?
Вообще-то у него нет друзей в Нюрнберге, кроме меня, конечно… Впрочем, я не в счет. Скидываю обувь и направляюсь на звук голосов…
— Алекс! — восклицаю с порога, едва разгадав в темноволосой макушке Бастианова собеседника Алексово лицо. — Что ты здесь делаешь?
