— Вернись, Ярдли! — раздалось в темноте. Она и не подумала обернуться и услышала у себя за спиной сердитое бормотание. На какую-то долю секунды испугалась, что он догонит ее. Ему ведь ничего не стоит схватить ее, он на все способен, она не сомневалась. Но не слыша шагов у себя за спиной, с облегчением перевела дыхание. Там, в темноте, прозвучал лишь один звук — стук автомобильной дверцы.
Достигнув дороги, Ярдли заметила свет автомобильных фар, машина на расстоянии следовала за ней. Конечно же это Саймон, больше некому. Но он и не думал догонять ее и умолять сесть в машину.
Долго сдерживаемое напряжение, злость и досада грозили прорваться потоком слез, но она из последних сил старалась не заплакать. После истории с Грантом, случившейся в свое время в Бостоне, ей следовало получше знать, как вести себя с такими людьми, и больше никогда не уступать грубой мужественности. В свое время она игнорировала то, что могло послужить ей серьезным предостережением, — переменчивость настроений Гранта, его холодный нрав — и, следуя физическому влечению, попала в его постель.
Грант благополучно лишил ее невинности. Ярдли не сомневалась, что они любят друг друга. Но постель была единственным, что их объединяло. И поначалу она была слишком захвачена этим, чтобы осознать: он рад ей лишь тогда, когда она рядом. Принимать на себя какие-либо обязательства было последним, что его занимало.
Неужели она, как ненасытная потаскушка, совершенно не способна сдержать свою похоть? Саймон Блай, ведь она это видела, был самодоволен и груб, но стоило ему поцеловать ее, как она забыла все доводы рассудка. И первая поцеловала его… Ох, черт!
Они с Грантом даже не были, собственно говоря, так уж счастливы в постели, но она поняла это только сегодня, только после близости с Саймоном. С Грантом она ни разу не испытывала того, что заставил ее испытать сегодня Саймон. Только теперь она почувствовала себя настоящей женщиной.
Ее тело тотчас отозвалось на воспоминание о случившемся, и она заставила себя думать о другом. Ну уж нет, она никогда больше не повторит такой ошибки!
Как горько. Она ведь, в сущности, всегда чувствовала себя одинокой. Мало ей было потери матери, так еще и отец оставил ее, обзаведясь другим семейством. Даже ее сестра, с которой они могли бы подружиться, принадлежала к другому миру, ко второй семье отца, так что и отношения их никогда не были по-настоящему родственными. Мими и дедушка по-своему любили ее, но держали в такой изоляции от внешнего мира, что это тоже не способствовало получению ею от жизни нормальных радостей. Ощущение, что она видит жизнь лишь со стороны, не оставляло ее никогда. Она утверждалась тем, что без устали демонстрировала миру собственную независимость, но и это не доставляло ей никакого удовлетворения. А уж что говорить о знании жизни? Не потому ли она так глупо попалась на удочку сначала Гранта, а теперь вот — и Саймона?
Саймон Блай, что это за человек?
Мы столкнулись, как две живые галактики, а он способен думать лишь о сохранении этой идиотской гипсовой формы!
Она скрестила на груди руки, поплотнее запахнув его пиджак. Его обвинение уязвляло ее все больше, ибо оно в какой-то степени было справедливо. Ведь она и в самом деле надеялась убедить его возвратить форму. Но не из-за этого, видит Бог, она сотворила с ним любовь. Как он мог даже подумать, что она на такое способна? Мысли в голове у нее начали путаться…
Когда Ярдли дошла наконец до начала длинной подъездной дорожки, ведущей к дому Мими, «ягуар» набрал скорость, промчался мимо нее и исчез в ночной темноте.
Скатертью дорожка, зло подумала она. Может быть, после долгой горячей ванны она сумеет крепко заснуть. Хорошо еще, что Мими укатила в Нью-Йорк.
И только в тот момент, когда ей понадобился ключ, она вспомнила, что и пальто ее, и сумочка остались в загородном клубе. С вещами, конечно, ничего не случится, утром она поедет и заберет их. Но как она объяснит свое бегство с бала, да к тому же такое скоропалительное, что даже вещи ею были забыты? А сейчас ей придется звонить в дверь и как-то объяснять все это разбуженной Селине.