- Все хотят, чтобы ты остался, - хрипло сказал он и слова его звучали, как приказ.
- Вы что хотите - чтоб меня судили? - жестко парировал Никита.
- Обижаешь, генацвале, - прохрипел волосатый. - Зачем судить? Мы все покажем, что ты был нашим гостем.
- Вот за это и будут судить! - зло пояснил Никита. И, несколько успокоившись, пообещал: - Я до штаба доберусь, дело сделаю и вернусь.
- Слово джигита?
Никита кивнул и пошел к лошади, которая паслась на лужке за домом.
В штабе дивизии кроме дежурных был лишь начальник политотдела. Старого шахтера Андрея Мартьяновича Семиручко за глаза все звали "батя". Не раз и не два он поднимал в атаку роты и сам шел впереди; проверял кашеваров и интендантов и наказывал воров и просто нерадивых; отечески опекал молодых бойцов и вместе с тем не давал спуска нытикам, симулянтам и паникерам.
- Что-то поздновато ты нынче, Никита, - сказал он, принимая пакет и пристально вглядываясь в лицо полкового парторга.
- Когда переправлялся через речку, кобылу подхватило течение. И як понесло... - Никита махнул рукой в сторону и посмотрел куда-то вдаль, словно надеялся разглядеть там многострадальную лошадь.
- Ты вот что, хлопче, садись и рассказывай.
И Никита, то и дело запинаясь, покаянным тоном рассказал всю правду.
- Все из-за того бисового попа и получилося. Ну я им и прочитал лекцию на тэму: "Религия опиум для трудящих".
- За выпивку выношу тебе порицание, - молча докурив традиционную цигарку, сказал батя. - Устное. А поп тут ни при чем. И с лекцией о религии перед верующими выступать - для этого одного желания трохи маловато. Знания нужны.
"Из-за проклятого попа нагоняй получил, - злился Никита, возвращаясь в полк. - Придумают тоже - браки вершатся на небесах. Дурниця! Ну и здоровы эти жрецы брехать". Лошадь устало плелась по пыльной дороге и пошла легкой трусцой, почуяв близость родного стойла и лишь когда задремавший ездок отпустил поводья. Сонно шелестели ветви имеретинского дуба, едва слышно им ласково вторила своими зубчатыми листьями колхидская высоченная красавица дзельква...
И был день - 10 января 1929 года, и по древнему Крещатику в сторону Владимирской горки шел Никита, секретарь одного из Киевских райкомов партии. Его сопровождали Сергей, вожак коммунистов завода "Арсенал", атлетического сложения красавец, и Иван, душа городской комсы, создатель первых отрядов юных техников. Молчали. На состоявшемся час назад заседании горкома благословили Никиту на учебу в Промышленной академии в Москве.
- Молодец Лазарь Моисеевич, - сказал, наконец, Сергей. - Если бы не он, ни за что не отпустили бы.
Никита кивнул. Посмотрел на Ивана, добавил с улыбкой:
- Ему вот тоже подфартило. Его книжку "На шляхах до политехнизьму" заметила сама Надежда Константиновна Крупская. Вызывает на ответственную работу.
- Распадается наша троица, - вздохнул Иван. - Если бы не сама Крупская, я бы ни за что...
- Не горюй, - прервал его весело Сергей. - Чай, не в Сибирь ссылают в Москву-матушку отправляетесь. Вы теперь есть кто? Вы-дви-жен-цы! А мы, рабочий класс, вас завсегда поддержим.
- Дай срок - вытащим и тебя, - солидно пообещал Никита.
С Владимирской горки открывались гордые, подернутые седой дымкой времен заднепровские дали.
- Огромна и величественна наша земля, - раздумчиво произнес Никита. Но, куда ни глянь, повсюду и на все религия подсуетилась наложить свою печать.
Иван и Сергей смотрели на него выжидающе. И он долго глядел на заснеженные равнины. Потом, словно очнувшись от захвативших его видений, продолжал:
- Сюда мы шли по улице, вдоль которой князь Владимир гнал народ креститься. Оттуда и ее название. "Тогда здесь улицы не было, - вспомнил Иван строки летописи. - Был яр". - И горка эта, - продолжал Никита, названа в честь этого крестителя. Самые лучшие здания в "Матери городов русских" - или церкви или монастыри.
- Но так сложилось исторически! - возразил Сергей. - Кирилл и Мефодий тоже ведь были монахами, а без них у нас не было бы своей азбуки.
Никита пренебрежительно махнул рукой:
- Не знаю, что в этой легенде правда, а что сказка. Знаю другое - с поповщиной и с поповской брехней пора кончать. Я вошел с предложением в ЦК КП(б)У закрыть Киево-Печерскую Лавру.
