— Нет, есть, — горячо зашептал он, опускаясь перед ней на колени. — Ты можешь поехать со мной. Она ошеломленно уставилась на него. — С тобой?
— Да, — кивнул он. — В Лондон. Мы уедем сегодня же.
У Виктории пересохло в горле, она нервно сглотнула, пытаясь подавить в себе желание кинуться в его объятия. В глубине ее души снова затеплилась надежда, и ей вдруг вспомнилось, как много лет назад он впервые сказал, что хочет на ней жениться. Но пережитое разочарование сделало ее недоверчивой и осторожной, и поэтому она спросила, тщательно взвешивая каждое слово:
— — Что именно вы предлагаете мне, милорд?
— Я куплю тебе дом и найму прислугу. При этих словах робкая надежда Викторин растаяла как дым. Роберт не собирается на ней жениться, И никогда не женится. Даже если она станет его возлюбленной. Джентльмены никогда не женятся на своих любовницах.
— Ты не будешь ни в чем нуждаться, — добавил он.
Кроме любви, с тоской подумала Виктория. И уважения.
— И что от меня потребуется взамен? — холодно спросила она. Она знала что, но ей хотелось, чтобы он сам произнес эти слова.
Роберт онемел от изумления; он никак не думал, что она задаст ему подобный вопрос.
— Ты… э-э…
— Ну, так что, Роберт? — повторила она.
— — Я хочу быть с тобой, — произнес он, сжимая ее руки и отводя взгляд, понимая, как неубедительно все это звучит.
— Но не женишься на мне, — договорила она за него упавшим голосом. Как глупо с ее стороны было надеяться, что они снова могут быть счастливы!
Он встал.
— Но ты же не думаешь, что я…
— Ну конечно, нет! Как я могла подумать, что вы, граф Макклсфилд, снизойдете до того, чтобы взять в жены дочку священника? — Голос ее сорвался на крик. — Боже правый, ведь я охотилась за вашим состоянием семь лет назад, как же можно это забыть!
Роберт вздрогнул — он не ожидал такого яростного выпада с ее стороны. Ее слова задели его за живое и пробудили сомнения. Он и раньше никак не мог свыкнуться с мыслью о Виктории как об алчной авантюристке, но что еще он мог подумать? Он же сам ее видел тогда, в ночь их предполагаемого побега, — она лежала в кровати и спала безмятежным сном. При этом воспоминании он почувствовал, как сердце его снова каменеет и холодно повторил:
— Сарказм тебе не идет, Тори.
— Что ж, прекрасно. — Она решительно махнула рукой. — В таком случае наш разговор окончен.
Он молниеносно перехватил ее руку и стиснул запястье.
— Не совсем.
— Отпусти меня, — спокойно потребовала она. Роберт с трудом перевел дух, борясь с желанием хорошенько ее встряхнуть. Он никак не мог поверить, что эта дурочка скорее согласится остаться здесь и продолжать заниматься ненавистной ей работой, чем поехать с ним в Лондон.
— Повторяю тебе в последний раз, — процедил он сквозь зубы, пронизывая ее гневным взглядом. — Я не собираюсь оставлять тебя здесь, где к тебе будут приставать всякие похотливые мерзавцы.
Она расхохоталась, что совершенно вывело его из себя.
— Значит, ты хочешь сказать, — выдавила она сквозь смех, — что единственный похотливый мерзавец, с которым я могу иметь дело, — это ты?
— Да. То есть нет! Ради Бога, Виктория, пойми, ты не можешь здесь оставаться.
Она гордо вздернула подбородок.
— Я не вижу иного выхода. Роберт стиснул зубы.
— Но я только что объяснил тебе…
— Я сказала, — твердо перебила она его, — что не вижу иного выхода. Любовницей я быть не согласна — это не для меня. — Она высвободила руку и пошла к выходу из лабиринта.
И, глядя ей вслед, Роберт понял, что она уходит из его жизни навсегда.
Роберт вернулся в Лондон и постарался вновь окунуться в привычную жизнь. Но он был несчастен — так несчастен, что даже не пытался убедить себя, что отказ Виктории ровным счетом ничего для него не значит.
Он не мог ни есть, ни спать. Он становился похож на пресловутого страдальца из дешевых мелодрам. Повсюду ему мерещилось лицо Виктории — среди облаков, среди толпы и даже в проклятом гороховом супе.
Если бы он не был так несчастен, размышлял Роберт, то, возможно, оставил бы без внимания письмо отца.
Дело в том, что каждые несколько месяцев маркиз присылал Роберту письмо, в котором просил его приехать в поместье Каслфорд. Сначала письма эти носили характер жесткого приказа, но постепенно тон их сменился на более снисходительный и даже временами умоляющий. Маркиз хотел, чтобы Роберт проявлял больше интереса к своим земельным владениям; он надеялся, что его сын будет гордиться титулом маркиза, который рано или поздно перейдет к нему по наследству. А больше всего на свете ему хотелось, чтобы Роберт женился и оставил после себя наследника.
