— А разве она тебя еще не одолела? — лукаво спросила она. Нетрудно было догадаться, что уткнулось ей в бедро.
Роберт рассмеялся, продолжая целовать ее в шею.
— Жду не дождусь, когда мы станем мужем и женой, Тори.
— Я… я думаю, это достаточное основание для того, чтобы пожениться, — выдохнула она, стараясь не обращать внимания на волны наслаждения, прокатывающиеся по телу.
— М-м, да. — Он поднял голову и закрыл ей рот поцелуем, дразня её, пока она не затрепетала под ним. Затем внезапно отпустил ее и встал с кровати. — Пожалуй, мне следует остановиться, — сказал он с довольной улыбкой на губах, — ибо потом будет уже поздно.
Виктория хотела было закричать, что ей все равно, но удовлетворилась тем, что швырнула в него второй подушкой.
— Я не собираюсь больше компрометировать тебя, — продолжал Роберт, с легкостью поймав подушку. — Я просто хотел напомнить тебе, — он склонился к ней и запечатлел на ее губах очередной поцелуй, — об этом. Чтобы у тебя не осталось никаких сомнений.
— Вот теперь они у меня точно появятся, — буркнула она, надеясь, что на лице ее написано все то разочарование и недовольство, которое она чувствовала в этот момент.
Роберт рассмеялся и отошел в другой угол комнаты к письменному столу.
— Уверен, тебе будет приятно узнать, что меня, как и тебя, это маленькое напоминание привело в состояние легкой неудовлетворенности.
— — Я чувствую себя прекрасно, — возразила она, вздёрнув подбородок.
— Ну конечно, так я тебе и поверил, — поддразнил он ее и потянулся к своему дорожному чемодану, который оставил на столе. Виктория собиралась уже отпустить на этот счет какую-нибудь колкость, как вдруг он переменился в лице, и у него вырвалось громкое «О дьявол!»
— Что случилось? Он обернулся к ней.
— Ты не открывала этот чемодан?
— Нет, конечно. Я бы ни за что… — Она залилась краской, вспомнив, как рылась в его вещах. — Ну, на самом деле, признаюсь, я бы непременно заглянула в него, но я обнаружила твою ванную раньше, чем чемодан.
— Мне наплевать, даже если бы тебе вздумалось поднять все половицы в комнате, — рассеянно сказал он. — Все мое принадлежит и тебе. Но в этом чемодане у меня были важные бумаги, а теперь они куда-то исчезли.
В груди у Виктории все заклокотало от беззвучного смеха.
— Какие бумаги? — осторожно спросила она. Роберт негромко выругался себе под нос и ответил:
— Специальное разрешение, которое я добыл с таким трудом.
Виктория понимала, что сейчас не совсем подходящий момент для веселья, но не смогла удержаться, закатившись от хохота.
Роберт подбоченился и сурово взглянул на нее.
— Это не смешно.
— Прости, — вымолвила она извиняющимся тоном. — Это просто потому, что… О Господи! — И Виктория согнулась пополам, корчась от смеха.
— Должно быть, они в другом чемодане, — в раздумье промолвил Роберт. — О черт!
Виктория вытерла глаза.
— А где твой второй чемодан?
— В Лондоне.
— Понятно.
— Мы выезжаем в Лондон через час.
— Что? Прямо сейчас?
— Я не вижу другого выхода,
— Но как мы туда доберемся?
— Макдугал оставил мой экипаж у одного любезного сквайра, который живет в четырех милях отсюда. Уверен, он предоставит нам и кучера, который отвезет нас в Лондон.
— Значит, ты нарочно заставил меня поверить, что я никуда отсюда не выберусь?
— Но ты же не спрашивала меня, так ли это на самом деле, — возразил он, пожимая плечами. — А теперь тебе пора одеваться. В данный момент ты выглядишь прелестно, но в таком наряде тебе будет прохладно на улице.
Она плотно завернулась в простыню.
— Мое платье в соседней комнате.
— А не поздно строить из себя скромницу?
Она оскорбление поджала губы.
— В отличие от тебя я еще не освободилась от предрассудков. У меня нет опыта в подобных вещах.
Он улыбнулся и нежно чмокнул ее в лоб.
— Прости, прости. Мне так нравится тебя дразнить. Я сейчас принесу тебе платье. И, — добавил он, открывая дверь, — оставлю тебя в одиночестве, чтобы ты могла спокойно облачиться.
Через полчаса они были на пути в Лондон. Роберт с трудом удерживался, чтобы не запеть от счастья. Когда он возвращался из поместья сквайра, у которого оставил карету, он исполнил довольно фальшиво версию «Аллилуйя» Генделя. Роберт, может быть, и закончил бы музыкальную фразу, если бы лошади не пришли в беспокойство. Тогда он умолк, твердо решив не подвергать подобному испытанию уши своей невесты — своей невесты! Ему приятно было это говорить.
