Роберт взглянул на нее сверху вниз, его тело трепетало от желания и сгорало от любви. Он не переставал удивляться, как доверчиво и безропотно она приняла его в свои объятия. Она была с ним открытой и честной — он всегда хотел этого не только от женщины, но и от самой жизни.
Господи, да она и есть его жизнь. И пусть об этом узнает хоть весь мир. Сейчас, перед тем как наконец сделать ее своей, он готов был крикнуть во весь голос:
«Я люблю эту женщину! Я люблю ее!»
— Тебе будет немного больно.
Она погладила его по щеке:
— Ты не можешь причинить мне боли.
— Я бы никогда этого не сделал, но… — Он не смог закончить фразу. Он вошел в нее — всего на дюйм, но это было так хорошо, что он потерял дар речи.
— О Господи! — выдохнула Виктория.
Роберт промычал что-то неразборчивое — он не мог говорить. Он усилием воли заставил себя остановиться и подождать, пока она расслабится, и лишь потом погрузился в нее еще глубже. Черт, сдерживать себя становилось уже невозможным — каждая клеточка его тела молила об облегчении. Ему понадобилось стиснуть зубы, напрячь каждый мускул, чтобы сдержать свою страсть, но он сделал это.
И все потому, что он любил ее. Какое непривычное, возвышающее ощущение.
Наконец он продвинулся на последний дюйм и вздрогнул от наслаждения. Это было самое сладостное ощущение. Его переполняло самое сильное желание в его жизни, и в то же время он еще никогда не чувствовал себя таким удовлетворенным.
— Мы с тобой одно, — прошептал он, осторожно откинув влажную прядь у нее со лба. — Ты и я. Мы единое целое.
Виктория закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ее охватило странное чувство полноты и завершенности. Роберт был внутри нее — она едва могла это осознать. Это было самое необычное и самое естественное ощущение, какое ей когда-либо приходилось испытывать. Ей казалось, что она взорвется, если он углубится в нее еще хоть немного, и в то же время ей хотелось большего. Она шевельнулась.
— Я сделал тебе больно? — прошептал он. Она покачала головой.
— Это так… необычно. Он негромко рассмеялся.
— Сейчас будет еще лучше, обещаю тебе.
— О я не хотела сказать, что мне плохо, — горячо возразила она, стараясь убедить его. — Пожалуйста, не думай…
Он усмехнулся и прижал палец к ее губам.
— Ш-ш-ш. Позволь, я покажу тебе. — С этими словами ,он прижался губами к ее губам, отвлекая ее, чтобы она не заметила, когда он начнет двигаться в ней.
Но она заметила. При первом же его движении она вскрикнула, и ноги ее сами собой крепко стиснули его бедра.
— О Виктория, — простонал он. Но это был счастливый стон. Он снова задвигался, постепенно входя в ритм столь же простой, сколь и прекрасный.
Виктория двигалась вместе с ним — инстинкт вел ее там, где недоставало опыта. Что-то поднималось, росло внутри нее. Она не могла сказать, была ли это боль или наслаждение. Она как будто находилась на подступах к чему-то неизведанному, готовая вот-вот взорваться от переполнявших ее ощущений.
И когда накопившееся в ней напряжение хлынуло наружу, она в первый раз в жизни поняла, что значит чувствовать себя по-настоящему умиротворенной.
Движения Роберта сделались еще более яростными и неистовыми. Вслед за тем у него вырвался крик, и он упал на нее, обессиленный. Несколько минут никто из них не мог вымолвить ни слова.
Роберт повернулся на бок, прижал к себе Викторию и нежно поцеловал ее в губы.
— Тебе было больно? Она покачала головой.
— Я не слишком тяжелый для тебя?
— Нет. Мне нравится чувствовать твою тяжесть. — Она покраснела, смущенная собственной откровенностью. — А почему ты закрыл дверь?
— М-м?
— Дверь — она была закрыта. Он повернулся и взглянул на нее нежно и задумчиво.
— Привычка, я думаю. Я всегда запираю дверь. Я совсем не хотел запираться именно от тебя. — По его 'губам лениво проползла довольная улыбка. — Мне нравится твое общество.
Она засмеялась.
— Да, ты это только что доказал.
Лицо его внезапно посерьезнело.
— Между нами больше не будет закрытых дверей. В наших отношениях не должно быть никаких преград — будь то двери, ложь или непонимание.
Виктория проглотила комок, подступивший к горлу. Она была слишком растрогана и только молча кивнула в ответ.