— Конец пришел нашей кормилице. Больше она уже не встанет.
— А что мы скажем маме? — спросил Илюсик, и слезы брызнули из его глаз.
9
Сколько Авраам ни уговаривал Илюсика уйти домой, тот остался с отцом. Было уже далеко за полночь, когда они, сняв упряжь с павшей лошади и впрягшись в дрожки, подошли к дому. Услышав их шаги, Зельда бросилась к двери:
— Авраам, Илюсик? Это вы? Что случилось? Я всю ночь глаз не сомкнула. Не знала, что и подумать.
Один за другим с постелей вскочили дети и обступили Авраама и Илюсика.
— Где вы были? Почему так долго не приходили? Мы уже думали, что на вас разбойники напали… — не могла успокоиться Зельда.
Немного погодя, заметив, что Авраам и Илюсик молчат, она вновь засыпала их вопросами:
— Ну что же все-таки с вами случилось? Что скрываете от меня? Ой, горе мое горькое!
Обняв Илюсика, она расплакалась, но тот, глядя на отца, ждал, пока он начнет рассказывать. Авраам хотел заговорить, но в горле будто ком застрял, на глаза наворачивались слезы, и он не смог произнести ни слова.
— Где лошадь? Где дрожки? — не унималась Зельда.
— Дрожки стоят во дворе, а лошадь…
— Лошадь околела? — наконец догадалась Зельда. — Я так и думала, что это случится.
— Что теперь говорить? Горю не поможешь! Разве я хуже хотел сделать, купив эту лошадь? А теперь ума не приложу, что делать? Хоть в петлю лезь…
Авраам хотел еще что-то сказать, но у него перехватило дыхание. Слезы душили его, он изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать.
— Почему бог нас так жестоко наказал? — произнес он. — За какие грехи? Ведь мы никому не делаем зла. И как мы теперь с долгами рассчитаемся? А дети? Чем кормить их будем? — Слезы ручьем лились из его потускневших глаз.
10
На следующий день утром, когда в ожидании поезда извозчики выстроились в ряд на привокзальной площади, Пиня Егес рассказал рядом сидящему на дрожках Шлеме Попелюхе о несчастье, постигшем Авраама Мегудина.
— Ой, ой, — сочувственно покачал головой Попелюха. — Жаль человека. Как он, бедняжка, жить будет? Какая бы ни была кляча, он все же мог что-нибудь заработать…
— Что и говорить, большое несчастье, — вздохнул Егес. — Надо было бы помочь ему.
— Надо, конечно, надо, — согласился Попелюха. — Думаю, что каждый из нас, чем сможет, не откажется выручить человека из беды.
— До прибытия поезда осталось минут двадцать. Можно еще успеть собрать немного денег, — предложил Егес. — Наверное, дома у него и куска хлеба нет.
— Пошли. Я первый даю двадцать рублей.
— И я столько же дам, а нужно будет — добавлю.
— И я добавлю.
Не успели Егес и Попелюха приступить к сбору денег, как извозчики, узнав, что у Авраама Мегудина околела лошадь, один за другим начали предлагать свою помощь.
Первым откликнулся Сендер Клафтер — щупленький человек в великоватой для него чумарке. Шепелявя, он сказал:
— Я готов помоц. У меня в кармане цервонец, даю его…
Червонец предложил и Тимофей Ковальчук — высокий, краснощекий, с жиденькой бородкой.
Пока поезд подошел, извозчики собрали больше двухсот рублей.
Пассажиров было мало. Егес и Попелюха решили до следующего поезда куда-нибудь податься, чтобы немного подработать.
— Давай по пути завезем Аврааму деньги, — предложил Егес. — Надо с ним поговорить, пусть чувствует, что его не оставили в беде.
— Ну давай, — согласился Попелюха.
Они сели на дрожки и поехали.
В доме Мегудиных было тихо, все были грустны, озабочены.
«Что делать? Как жить?» — сверлили голову Авраама тревожные мысли.
Как Зельда его ни утешала, он никак не мог прийти в себя от постигшего их несчастья.
Вдруг Авраам подумал: «Надо снять шкуру и подковы с околевшей лошади. Шкуру можно будет продать, а подковы могут еще пригодиться, если когда-нибудь заимею другую лошадь. Но как ее вывезти в поле? Придется попросить кого-нибудь из извозчиков помочь».
В это время в дом вошли Егес и Попелюха.
— Зельда, посмотри только, какие к нам гости пожаловали! — воскликнул Авраам, увидев их.
Зельда, возившаяся в соседней комнате, прибежала, предложила гостям стулья.
— Спасибо, мы спешим… Мы, проездом, решили ненадолго зайти к вам, — сказал Попелюха.
— Моему Аврааму уже некуда спешить, — вздохнула Зельда. — Вы уж, наверное, слышали о нашей беде…
