Аврааму неудобно стало, что он великодушие Моисея принял за насмешку. Поблагодарив его, он сказал:
— Я еще старые долги не выплатил, и опять залезать в долги…
— Никто у вас пока ничего не требует. Когда у вас будут деньги, тогда и отдадите.
— Долг — это петля на шее, — ответил Авраам. — Я готов все что угодно делать, лишь бы не задолжать.
— Ничего, ничего, начнете зарабатывать, станете на ноги, дети подрастут, наступят лучшие времена, тогда расплатитесь, — уговаривал его Моисей.
— О, если в самом деле дадите вашу лошадь на выплату, вы просто спасете меня и мою семью. Но все же я боюсь воспользоваться вашей добротой. Ведь лошадь — живое существо; не дай бог, случится опять беда, что я делать буду? Я не только себя, но и вас подведу. Подумайте хорошенько об этом… Я ведь и так наказан, зачем же и вас подводить?..
— Верю вам, реб Авраам, верю, как себе. Я, и не только я, все, кто знают вас, вашу порядочность, переживают вместе с вами постигшее вас несчастье. Все извозчики, как только узнали об этом, предложили свою посильную помощь. Каждый готов был поделиться с вами последним куском хлеба. Помните, реб Авраам, как я со своей нагруженной тачкой карабкался в гору? Если бы не вы, я, может быть, лежал бы под горой… А теперь хочу вам помочь выкарабкаться из беды.
Слова Моисея Кимблака так тронули Авраама Мегудина, что он не удержался и громко сказал жене:
— Слышишь, Зельда, наш добрый сосед отдает нам свою лошадь на выплату!
Прослезившись, Зельда обняла Этю, душевно поблагодарила ее, затем подошла к Моисею, подняла руки вверх, как бы желая благословить его, и промолвила:
— Ангел небесный послал вас спасти нас и наших детей…
— Никакой ангел нас не посылал к вам, — ответил Моисей. — Долг каждого помочь человеку в горе…
Наутро Моисей Кимблак подъехал к Аврааму и, передавая ему свою лошадь, сказал:
— Возьмите, в добрый час, ее, и дай бог, чтобы она служила вам не хуже, чем мне. Кормила она меня неплохо. Хотя на вид она неприглядная, зато крепкая, поднимешь кнут — помчит.
Впервые после беды Авраам улыбнулся, запряг лошадь в дрожки и поспешил к поезду.
Извозчики встретили Авраама радостно, поздравили его, пожелали иметь много пассажиров и хороших заработков. А как только прибыл поезд, уступили ему первых двух пассажиров, и он вернулся домой с хорошим заработком.
Илюсик простудился ночью, которую он провел с отцом возле околевшей лошади, и проспал радостное событие, когда Моисей Кимблак привел к ним свою кобылу: не видел, как отец запряг ее в дрожки и поехал на вокзал. Он метался в бреду, ему мерещилась больная лошадь и то, как она околела. Утром он почувствовал себя лучше, а когда узнал, что отец уехал на новой лошади на станцию, хотел побежать туда, но мать его удержала. Ослабев от болезни, он тотчас уснул, проснулся поздно вечером, когда отец уже вернулся домой.
Авраам вынул из кармана первые заработанные деньги, Зельда одолжила у соседа немного керосина, и в доме сразу же стало светло. Раздобыла она и хлеб, и картошку, поставила варить ужин.
Как ни удерживали Илюсика, он соскакивал с кровати и бежал в конюшню посмотреть на новую лошадь. Возвращался оттуда радостный и счастливый:
— Она хорошо ест… Я ей подсыпал в корм отрубей, она тут же все проглотила… Значит, сильная и будет хорошо тянуть! — ликовал он.
Зельда подала на ужин только что сваренную картошку, нарезала хлеба, поставила чай с сахарином, и все наконец-то сытно поели.
С трудом удалось удержать Илюсика в постели еще один день, а поутру, прежде чем отец успел оглянуться, он уже сидел на дрожках и поджидал, когда начнут запрягать лошадь; как только прикрепили вожжи, они оказались в руках Илюсика.
— Я буду погонять. Я умею… — заявил он отцу.
— Куда ты поедешь? Ведь ты еще болен, сейчас же иди в дом! — сердился отец.
Крепко уцепившись руками за вожжи, невзирая на попытку отца уговорить его по-доброму остаться дома, Илюсик, как заправский извозчик, погнал лошадь.
Увидев в окно, что Авраам выехал, Моисей также поспешил на станцию.
Сегодня ему хотелось пощеголять. Гордый, самодовольный, он сел на облучок своего поблескивающего, недавно покрытого лаком фаэтона и, погоняя купленную вчера гнедую кобылу в нарядной упряжке, увешанной бубенчиками, будто хотел сказать: смотрите, едет на своем лихом коне Моисей Кимблак, уступайте ему дорогу.
