Когда супруги Ивановы проснулись, поѣздъ стоялъ. Дверь ихъ купэ со стороны, гдѣ сидѣла усатая дама, была растворена, но ни самой дамы, ни ея собаки не было. Не было и ея вещей въ сѣткахъ. Шелъ дождь. Завывалъ вѣтеръ. По платформѣ бѣгали кондукторы и кричали:
-- Bayonne! Bayonne!
-- Что это? ужъ не пріѣхали-ли мы въ Біаррицъ?-- спрашивалъ жену Николай Ивановичъ, протирая глаза.
-- А почемъ-же я-то знаю? Надо спросить,-- отвѣчала та.
Но спрашивать не пришлось. Въ ихъ вагонъ вскочилъ оберъ-кондукторъ въ плащѣ съ башлыкомъ, спросилъ у нихъ билеты, отобралъ ихъ и сообщилъ, что черезъ пятнадцать минутъ будетъ Біаррицъ.
-- Ну, слава Богу!-- пробормотала Глафира Семеновна.-- Скоро будемъ на мѣстѣ. Но какова погода!-- прибавила она, кивнувъ на окно, за которымъ шумѣлъ дождь.
-- Каторжная -- отвѣчалъ мужъ.
-- А усатая вѣдьма провалилась?
-- На какой-то станціи исчезла, но на какой, я не знаю, я спалъ.
-- Да и я спала. И какъ это мы не могли понять, что эта усатая морда русская!
-- Да вѣдь она притворилась француженкой. Даже собаченкѣ своей сказала по-французски: "кушъ".
-- Съ собаками всегда по-французски говорятъ.
Глафира Семеновна суетилась и прибирала свои вещи, связывала ремнями подушку, завернутую въ пледъ.
Поѣздъ опять тронулся. Николай Ивановичъ опять вспомнилъ о Коньякѣ.
-- Ахъ, Коньякъ, Коньякъ!-- вздыхалъ онъ.-- Какой городъ-то мы мимо проѣхали! О Бордо и Ньюи я не жалѣю, что мы въ нихъ не заѣхали, но о городѣ Коньякѣ..
-- Молчи пожалуйста. И безъ Коньяка нарвались и вляпались, а ужъ возвращались-бы изъ Коньяка, такъ что-же-бы это было!
-- Да вѣдь ты-же назвала, а не я, эту усатую мадамъ вѣдьмой. А какъ меня-то ты при ней ругала! Вспомнилъ онъ.-- И дуракъ-то я, и болванъ.
-- Ты этого стоишь.
Въ окнѣ сверкнула молнія и сейчасъ-же загремѣлъ громъ.
-- Гроза...-- сказалъ Николай Ивановичъ.-- Въ такую грозу пріѣдемъ въ незнакомый городъ...
Супруга раздѣляла его тревогу.
-- Да, да...-- поддакнула она.-- Есть ли еще крытые экипажи? Если нѣтъ, то какъ я съ своими шляпками въ легонькихъ картонкахъ?.. Пробьетъ насквозь и шляпки превратитъ въ кисель. Слышишь... Если на станціи нѣтъ каретъ, то я со станціи ни ногой, покуда дождь не перестанетъ.
-- Навѣрное есть. Навѣрное есть и омнибусы съ проводниками изъ гостинницъ. Такой модный городъ, да чтобъ не быть! Но вотъ вопросъ: въ какой гостинницѣ мы остановимся? Мы никакой гостинницы не знаемъ.
-- А скажемъ извозчику наугадъ. Навѣрное ужъ есть въ городѣ Готель де-Франсъ. Вотъ въ Готель де-Франсъ и остановимся,-- рѣшила Глафира Семеновна.
-- Ну, въ Готель де-Франсъ, такъ въ Готель де-Франсъ,-- согласился Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна прибралась съ вещами и усѣлась.
-- Говорятъ, здѣсь испанская земля начинается, хоть и принадлежитъ эта земля французамъ,-- начала она.-- Мнѣ Марья Ивановна сказывала. Въ гостинницахъ лакеи и горничныя испанцы и испанки. Извозчики испанцы.
-- Вотъ посмотримъ на испаночекъ,-- проговорилъ мужъ, осклабясь.-- До сихъ поръ видѣлъ испаночекъ только въ увеселительныхъ садахъ на сценѣ, а тутъ вблизи, бокъ о бокъ...
-- А ты ужъ и радъ? У тебя ужъ и черти въ глазахъ забѣгали!-- вскинулась на него супруга.
Николай Ивановичъ опѣшилъ.
-- Душечка, да вѣдь я на твои-же слова...-- пробормоталъ онъ.
-- То-то на мои слова! смотри у меня!
Поѣздъ убавлялъ ходъ и наконецъ остановился на плохо освѣщенной станціи.
-- Біаррицъ! Біаррицъ!--кричали кондукторы.
Дверь купэ отворилась. Вбѣжалъ носильщикъ въ синей блузѣ и заговорилъ на ломаномъ французскомъ языкѣ. Что онъ говорилъ, супруги не понимали.
-- Испанецъ,-- сказала Глафира Семеновна мужу про носильщика.-- Слышишь, какъ онъ говоритъ-то? И меня синьорой называетъ.-- Вуатюръ пуръ ну... Готель де-Франсъ,-- объявила она носильщику.
Супруги вышли изъ купэ и поплелись за носильщикомъ.
У станціи стояли и кареты, и омнибусы. Нашлась и Готель де-Франсъ, супруги не обманулись. Былъ на станціи и проводникъ изъ Готель де-Франсъ. Онъ усадилъ супруговъ въ шестимѣстный омнибусъ, поставилъ около Глафиры Семеновны ея картонки со шляпками и побѣжалъ съ багажной квитанціей за сундукомъ супруговъ.
