Орудовал Петя. Он повернул переключатель на небольшом распределительном щитке. Крохотные лампочки осветили шкалу вольтметра, шкалу показателя количества строк разложения и шкалу длины волны. Слабо фосфоресцировали какие-то лампы — индикаторы, как их назвал Владимир Сергеевич. Запел тонким голоском стабилизатор, поддерживающий нужное напряжение. Убедившись в правильности работы включенных приборов, Петя щелкнул включателем приемника. Мигнули лампочки, послышался низкий гудящий звук — «фон» настройки. Пока нагревались лампы, Петя, вращая штурвал, установил в нужном направлении антенну.
С экрана полился мягкий, чуть голубоватый свет, показалась таблица настройки. Начался прием телевизионной передачи из Москвы. Передача шла ровно, без искажений, с изумительной четкостью изображения. Изредка мигал сиреневый глаз индикатора на шкафу усилителя.
— Это мигание, — объяснил Владимир Сергеевич, — означает ослабление силы принимаемых сигналов. Тогда автоматически вступают в действие новые звенья цепи усилителей, и, как видишь, на экране мы не замечаем уменьшения яркости или четкости изображения, или ослабления громкости звука. Звенья цепи усилителей выключаются при увеличении силы принимаемых сигналов. Прежде мы делали это сами, но делали медленно и неточно. Пришлось поработать над автоматизацией.
Мне хотелось воспользоваться удачным для дальнего приема вечером, я попросил Владимира Сергеевича «пройтись» по столицам Европы. Ближайшая была Варшава. В телецентре Варшавы шел концерт, и мы смотрели его до перерыва. В перерыве Петя снова стал у штурвала антенны. Володя вращал рукоятку настройки. Мягко светил экран.
Вдруг послышался слабый мелодичный звук колокола. На экране замелькали какие-то тени. Петя поднял голову, вопросительно посмотрел на Владимира Сергеевича.
— Владимир Сергеевич, опять! — сказал он почему-то шопотом.
Горев, нахмурившись, сидя в каком-то неестественном положении, вертел рукоятки. Я посмотрел на циферблат. Стрелка указателя числа строк разложения стояла на 1100. Передатчика, работающего с таким количеством строк разложения, как я знал, не было еще ни в одной стране.
Я хотел было спросить, какую же станцию они ловят, но, видя насторожившиеся лица Владимира Сергеевича и Пети, промолчал. Прислушавшись к низко и глухо гудевшему динамику телевизора, я снова услышал мелодичный звон-аккорд нескольких хрустальных колоколов. Прыгали разноцветные пятна на экране. Затем экран вдруг разделился по вертикали на три части. На каждой из них двигались одинаковые тени.
— Петя, — почему-то тоже шопотом сказал Владимир Сергеевич, — давай! Только осторожней, не спеши!
Петя кивнул головой, чуть шевельнул штурвал. Экран снова стал цельным. Справа появилась темная полоса. Владимир Сергеевич повернул рукоятку где-то справа, полоса исчезла, кадры экрана побежали сверху вниз. Владимир Сергеевич остановил их. Тени на экране перестали мелькать, но были слишком прозрачны и расплывчаты для того, чтобы что-нибудь можно было разобрать.
Перестали звенеть колокола, раздался новый звук: откуда-то еле слышалась человеческая речь. Говорил человек на незнакомом языке. Голос волнами то исчезал, то появлялся. Ни одного слова нельзя было понять, как я ни напрягал слух. Чей бы ни был этот язык: китайский, малайский — любой язык мира, в нем должны прозвучать слова, одинаково звучащие на многих языках. Однако я не услышал ни одного знакомого слова.
Голос звучал мерно, старательно произнося каждый слог.
В речи явно преобладали согласные, но каждое слово заканчивалось тянущейся гласной. Голос был низкий, с щелкающими, шипящими звуками. Впрочем, необычность тембра можно было отнести за счет искажений в передаче.
Видимость на экране не улучшалась. В середине его не то стоял, размахивая руками в широких рукавах одежды, человек, не то птица, сидя на заборе, хлопала крыльями.
Наладив, сколько мог, телевизор, Владимир Сергеевич подошел к шкафу-усилителю, пытаясь что-то сделать там. Не видя экрана, он смотрел на нас, меня и Петю, желая по нашим лицам понять, не улучшилась ли видимость на экране. Но этого не было. Он отошел от шкафа, снова посмотрел на экран, послушал, покачал с сомнением головой, пожал плечами, потом сел рядом и засмеялся.