Оставив монахов в высокой траве, сделал небольшой крюк и вышел прямо на солдата, что-то жующего. От него резко пахло потом. Наверное, боится.
При виде дворцового тот вздрогнул и выставил вперед копье.
– Спокойно, – буднично проговорил Пакит. – Это я.
– Ты откуда тут?
Видно было, что солдат здорово испугался, хотя и старается этого не показать.
– Окрестности осматривал. Чтобы тебя кто-то не того. Как тут?
– Без происшествий.
– Смотри! Пойду, копыта проверю. Принц Тари жаловался.
– Может, помочь?
– Справлюсь!
Он отобрал шесть лошадей. Три из них принадлежали друзьям сына властителя. Выбор занял немало времени. В лагере уже начали затихать крики, а бубен молотил невпопад, рвано меняя ритм.
Связав уздечки, Пакит повел табунок на солдата, уставившегося на него с удивлением.
– Ты чего это, а?
Боится, боится парень. И правильно боится.
– Никому, понял? – шелестяще прошептал Пакит. – Принц Тари хочет уехать до утра. Если что... Держи спину. Принц тебя не забудет.
– Точно?
– А ты думаешь, я коней хочу угнать? Дурак.
Впрочем, говорить с ним больше не имело смысла. Пакит его пожалел. И ударил ниже подбородка, отключая. После такого удара человек не помнит, что с ним происходило до этого. Он как бы заснул. Сам по себе. Без чужой помощи. Такое случается с устатку, когда помногу стоишь на страже. Дворцовые, которым тоже приходится помногу стоять, это хорошо знают. Только у них против подобного выработаны свои приемы, передающиеся из поколения в поколение, от старших к новичкам.
Скоро Пакит понял, что он недооценил солдат. Из-за того, наверное, что всю жизнь смотрел на них свысока. Только годами и долгими тренировками отточенные рефлексы позволили ему в последний момент упасть, пропуская над собой копье, рассекавшее воздух с шелестящим свистом. Откатываясь в сторону, он еще успел увидеть, что копье вонзилось в шею одного из коней, в предсмертной агонии взвившегося на дыбы с громким ржанием, в котором угадывалась смертельная тоска.
Второй солдат, Пакит знал его, приходился старшине каким-то родственником, набегал на него, на ходу вытаскивая меч. Хотел, очевидно, застать его на земле, лежачим, не понимая, что в этом положении опытный боец опасен не меньше, чем в обычной боевой стойке. При этом солдат двигался с похвальной быстротой, демонстрируя приличные скорость и ловкость. Да и копьем он начал действовать сразу, не раздумывая и не тратя времени на переговоры и выяснение отношений. Такого даже жалко убивать, лишая властителя хорошего солдата.
Вскочив, Пакит вырвал из ножен клинок и сделал ложный выпад, целя вояке в глаза. Конечно, такой прием наиболее эффективен при солнечном свете, когда отраженные от клинка блики слепят противника и заставляют его подсознательно поверить, что лезвие меча длиннее, чем на самом деле. Но и сейчас, при свете одной из лун, этот выпад оказался достаточно действенным. Свою роль сыграл и всеобщий страх перед дворцовыми. По крайней мере солдат отпрянул, теряя инициативу, чем Пакит не замедлил воспользоваться. Он даже не стал доставать свой кинжал, который в паре с мечом очень опасен.
Второй выпад Пакита, последовавший сразу за первым, был обращен в левый бок противника, но солдат довольно уверенно отбил его меч, при этом подавшись назад и в сторону и одновременно попытавшись атаковать в ответ, но дворцовый легко ушел от удара, продолжая теснить солдата влево, туда, где он разглядел парочку камней; все же убивать солдата не входило в его планы. Два последующих быстрых удара привели к тому, что он и хотел – солдат, отступая, споткнулся и упал навзничь. После этого его, оглушенного и дезориентированного, было несложно обездвижить, оглушив отработанным ударом за ухом.
Теперь, когда было наделано столько шума, не было смысла особо таиться. Отвязав агонизирующего коня, Пакит потянул остальных туда, где оставил монахов.
– В седла! – велел он, с трудом удерживая разнервничавшихся животных. Он начал жалеть, что выбрал именно этих, пусть холеных, но уж больно изнеженных. Нормальный боевой конь, привыкший к виду смерти и крови, зачастую оказывается куда лучше, чем эти скакуны.