— Это — младшая сестра покойной моей фрейлины Дези Врангель, — пояснила Анна Леопольдовна, нехотя поднявшаяся с отоманки на встречу непрошеному гостю.
— Я так и полагал, — отозвался временщик и с милостивой улыбкой шагнул к девочке. — Настоящий персик и прямо с ветки.
Мясистая рука его протянулась к ее свежему, зогорелому личику. Но оценить высокую ласку Лилли не сумела и звонко хлопнула его по руке.
— Aber, Lilli! — ужаснулась Юлиана.
— Sapperlot! — сорвалось и с губ герцога; в глазах его сверкнула такая зверская злоба, что y Лилли колени задрожали.
Но бывалый царедворец, видно, уже спохватился, что подобные «буршикозные» междометие не совсем уместны в присутствии принцессы, и счел долгом извиниться перед нею:
— Не взыщите, ваше высочество…
— Разве с вас можно взыскивать, когда вы полжизни проводите на конюшне? — был сухой ответ.
"Это в отместку за меня!" пробежало в голове y Лилли.
Бирона, всей душой преданного своему конюшенному ведомству, передернуло; можно было ожидать, что при своей неудержимой вспыльчивости он даст волю своему гневу. Блогоразумие, однако, одержало верх, и он приступил сряду к предмету аудиенции прежним деревянным тоном, точно раскусывая каждое слово:
— Государыня императрица поручила мне передать вашему высочеству свою непреложную Высочайшую волю.
— Волю государыни я всегда чту и готова исполнить, если то в моей власти, — отвечала Анна Леопольдовна. — В чем дело?
Герцог взглянул на Юлиану и Лилли.
— Дело столь деликатное, — заявил он, — что всякое постороннее ухо здесь излишне.
— Лилли Врангель может сейчас вытти; от Юлианы же y меня нет тайн.
— Есть тайны государственные, принцесса, которые раньше времени не сообщаются и самым приближенным лицам.
— А это такая государственная тайна?
— М-да. Долго я не держу вашего внимание.
Принцесса пожала плечами и предложила обеим барышням вытти из комнаты. Те молча повиновались и притворили за собою дверь.
Любопытство, свойственное вообще прекрасному полу, не было чуждо, видно, и гоффрейлине. Она опустилась на ближайший к двери диванчик и указала Лилли место рядом с собой; причем не утерпела, впрочем, сделать ей шопотом сериозное внушение за давишнюю безтактность с герцогом.
— Уж не знаю, кто был более безтактен: он или я! — оправдывалась девочка. — Как он смеет лезть своей противной лапой мне в лицо!
— Вреда тебе оттого ведь никакого бы не было. Ты не должна забывать, что для герцога y нас законов не писано. Сколько из петербургских дам были бы польщены таким его вниманием!
— А сами вы тоже были бы польщены?
Очередь возмутиться была теперь за красавицей-гоффрейлиной.
— Ты забываешься! Притом он видел в тебе еще полуребенка…
— Но я все-таки из старинной дворянской семьи; а он, говорят, из простых придворных служителей, и фамилие его даже не Бирон, а Bühren…
— Сам он производить свой род от знаменитого французского герцога Бирона, — по праву или самозванно — судить не нам. Мы должны считаться с тем, что он теперь на самом деле. Теперь он всеми признанный герцог курляндский, и в руках его — не одна Курляндие, но и вся Россие с ее миллионами подданных. Но тише! дай послушать.
Обе приникли ухом. Сквозь толстую дубовую дверь, притворявшуюся плотно, донесся все же довольно явственно раздраженный голос герцога:
— Еще раз повторяю, что такова воля государыни! А я даю вам еще на выбор того или другого.
— Да не хочу я ни того, ни другого! — крикнула в отчаянии принцесса.
— Воля государыни! — повторил Бирон. — И решение свое вы должны обявить мне сейчас же. Итак?
В ответ послышалось как будто рыдание.
— Изверг!.. — пробормотала Юлиана и сорвалась с дивана.
Она схватилась уже за ручку двери, но вдруг отлетела назад и заняла свое прежнее место на диване.
— Что такое? — спросила Лилли.
— Он сейчас выйдет.
В самом деле, дверь с шумом распахнулась, и временщик не вышел, а выбежал от принцессы. Вид y него был положительно страшный: это был бешеный зверь, но не лев, гордый царь пустыни, а матерый бык, приведенный в ярость красным платком. Когда он пробежал мимо, Юлиана и Лилли возвратились к принцессе.
Анна Леопольдовна лежала распростертой на своей отоманке, уткнувшись лицом в вышитую подушку. Плечи ее нервно вздрагивали.
