Но прошло две, три, а может быть, и пять минут — кто мог измерить время в величайший момент, предшествующий всеобщему ликованию! — и наступило нечто невообразимое.
Мужчины вышли на улицы города: толпы смеющихся, пьяных от восторга людей заливали кафе, рестораны, сады, площади. А вслед за мужьями и женщины, бросив домашние дела, забыв о повседневных заботах, выбежали на улицу, смеясь и выкрикивая что-то ликующее. У всех на устах было одно: "Слышали?. Победа!"
Буэнос-Айрес трудно было узнать — он походил на гигантский человеческий муравейник. Казалось, жителей в нем стало вдвое больше.
Лишь на заре город притих. Впрочем, тишина была обманчивой. По инициативе Коммунистической партии Аргентины многочисленные прогрессивные организации лихорадочно готовились к демонстрации, чтоб на ней народ выразил свою бурную радость. К этой массовой мирной демонстрации с нетерпением готовились и все честные люди, трудящиеся Буэнос-Айреса. Пусть советские богатыри знают, что за океаном есть миллионы людей, которые радуются за них, восхищаются их великими подвигами, любят их. А те немногие, что жгли в церквах свечи и молились за победу человеконенавистнического фашизма, пусть смотрят на мирную демонстрацию и делают выводы для себя.
В городе закипела напряженная работа: люди шили флаги Организации Объединенных наций, писали лозунги и плакаты, листы с изображением знак "V", символизирующего победу. Коммунисты решили вынести на демонстрацию как можно больше советских знамен. Нелегко было найти материал для них поздним вечером. Но разве это могло послужить препятствием? Правда, один советский флаг уже имелся, его понесут в голове колонны. Но нужны десятки, сотни советских знамен. Впервые за много лет улицы Буэнос-Айреса запылают от множества победоносных советских знамен, воплощающих надежды всех честных людей.
Демонстрация всколыхнула город.
Я и Банка шли в головной колонне, наши товарищи примкнули к рабочим квартала. Центр огромного города являл собой невиданное зрелище. В огромном квадрате между площадью Мажо, улицами Кориентес, Кажао и широкой Диагональю Норте волновалось человеческое море. Люди стояли так плотно, что трудно было дышать, а трамваи, автобусы, поезда метро, грузовики, легковые машины непрерывно подвозили все новые и новые группы их. Банка, крепко держа меня за руку, возбужденно говорил:
— Давай сюда, поближе к красному знамени… Всегда будь с ним, парень! Видал, какая мы сила! Подумай только, чего бы мы достигли, если бы всегда были так едины! Но пробьет и наш час! Битва на Волге знаменует начало светлого будущего всех трудовых людей земли. Это хороший урок не только насильникам и милитаристам, но и нам. Волгоград учит нас быть едиными, чтобы добиться своего.
Внезапно Ванко помрачнел. Я смотрел на него с удивлением. После некоторого молчания он сказал:
— Битва двух миров становится все ожесточеннее. Я из того поколения, которому суждено погибнуть под каким-нибудь Волгоградом. А ты… ты будешь строить социализм…
Я не успел ответить.
Головная колонна с улицы Флорида повернула к Диагонали Норте, когда вдруг загремели частые ружейные выстрелы. Людской поток сразу остановился, качнувшись, окна зазвенели от страшного крика. То был оглушительный гневный рев тысячеголового раненого животного. Спустя мгновение толпа неудержимо понеслась вперед…
Я не сразу понял, почему вдруг поредела сжимавшая нас со всех сторон плотная людская масса и Банка, отпустив мою руку, сползает вниз. Горло мое сжалось, по спине поползли холодные мурашки. Наверно, тогда-то и появились у меня первые седые пряди в волосах.
Какой-то человек помог мне довести Банку до стены и усадить на тротуар.
— Не кричи, — попросил он с вымученной улыбкой. — Ничего особенного…
Лишь после этих слов я осознал, что дико кричу, призывая на помощь.
— Перестань… Не поможет… — заговорил он с усилием. — Люби народ… Служи ему верно, служи партии… — Он глубоко вздохнул, прикрыв глаза. — Возьми себе мой чемоданчик… Там рукопись, это единственное мое имущество. Люби тех, о которых я писал… А обо мне сообщи по адресу…
