Разрыли куры глупые.
И вот средь разных черепков,
Тетрадок ученических,
Блеснули пуговки ладов,
Знакомый шрифт готический.
Все той же фирмы «Diamant»,
Что знать необязательно,
Но русской дратвой через кант
Прихваченный старательно.
Плыл день в строительных лесах,
Транзистор чей-то взлягивал.
На перламутровых «басах»
Паук гамак натягивал.
Катилось солнце на закат,
Как день ушел, не ведаю.
Я все шептал: «Прости, солдат!»
И лез за сигаретою.
Один бульдозер-молодец,
Дела свершив, похрапывал.
И теплый дождик-бусенец
Накрапывал, накрапывал...
1981
Портретов Ленина не видно,
Похожих не было и нет..
Века уж дорисуют, видно,
Не дорисованный портрет.
Из лирики 20-х годов
В гиперборейские туманы
День поздней осени зажат.
Ботвы картофельной лианы,
Набрякнув инеем, лежат.
И дух вчерашний хлебный, ситный
Разрушен зябким ветерком.
Возле калитки след копытный
Блестит игольчатым ледком.
У ближней рощи цвет телесный,
И в перекрестиях окна –
Сминают скромный плат небесный
Чугунно-серые тона.
Еще чуток – с глухим морозом
В тепло запросится телок. Но – чу!
Из кожи лезет проза,
Компилятивный жесткий слог:
«Портретов Брежнева не видно,
И коммунизма нет и нет.
Андропов дорисует, видно,
Печальной Родины портрет».
1982, с. Окунёво
Мастер
Как мастер бурит N.N.-ов,
Считал печатные листы я.
Он набурил аж семь томов,
Проверил скважины: пустые!
Боевая
Кричит! Начальству крутит хвост
Не против я, ни в коем разе.
Но как подумаешь всерьёз:
Кричала бы на скотной базе!
Всегда!
В СП
[5] серьезно пьют мужчины,
Т.Z. всегда – надармовщину!
Шерман
Умчит, как в годы молодые,
В СП застать его нельзя.
Зато разит бюрократию,
Разбойно бороду неся.
Выступающий
Выступал наш гость W.W. – енко,
Снял с Бюро
[6] навар и пенки,
Позвенел медалями,
Только и видали мы!
80-е годы
Престижно плавать на море поэту,
Хоть получаешь сущие гроши,
А морячки того скудней.
Об этом
Мне помполит внушает:
«Не пиши!»
Что ж, помолчу.
Ни холодно, ни жарко.
Других читаю...
Южный крест. Петрарка.
Лауры тень. Тринадцатый сонет...
И ты молчи, классический поэт!
1984. Сухогруз «Николай Семашко»
Церковь – не церковь, скорей, синагогу
Разом узрели, пройдя поворот,
Стало быть, нет, не индийскому богу
Молится здесь расчудесный народ!
Древнее здание. Может, античность?
Сунулись скопом в какую-то клеть.
Но приструнила возникшая личность:
Нечего, нечего тут лицезреть!
Ладно, проехали! Тщетны попытки!
Тычет под ребра поэзии бес:
Солнце еврейское скаредным слитком
Медленно плавится в тигле небес.
Завтра уходим! И – будьте здоровы!
Ширью морскою надышимся всласть.
Господи, снова святая корова
Загородила проезжую часть!
20.04.1984
Я бросил курить...
Потрачено столько...
Считай, два десятка лет...
Пахнет снег...
Спросите у некурящих...
Конечно, мы все там будем...
Но это другой вопрос...
Деньги на цветы для любимой...
Пачка сигарет – надгробие поэта...
1984
Июнь на дворе, а погодка строга,
Просвета ни справа, ни слева, –
Как Блок говорил, «за четыре... шага» –
На траверзе Монтевидео.
Испаноязычием полнятся рты:
Куанто куэсто
[7]... мэркадо
[8].
Мы айросом-ветром по ноздри сыты
В бурлящем заливе Ла-Плата.
Еще – на роток не накинешь платок:
– Салаги, не вешайте носа! –
То боцман по-русски ведет диалог
С командой. Излишни вопросы.
Журчанье в шпигатах. И вздохи в трюмах.
И рубка белей коленкора.
Но пышет труба, как сигара в зубах
Железного конкистадора.
И вот на причал указует бушприт: