Ах, луна! И в селе, и во поле
Разбросала свое добро.
На шершавых ладонях тополя
Студит росное серебро.
А на озере, как латунные,
Лодки поздние рыбаков
«Едут» желтой дорожкой лунною,
Звонко чалятся у мостков.
Там девчата в припевки новые
Сыплют ласковые слова.
Комары, уж на что бедовые,
Прячут ножики в рукава.
Но парней не найдешь застенчивых,
Нынче всякий, кому не лень,
С молодою луной повенчанный,
Ходит – кепочка набекрень.
И гармошка не зря старается.
Ублажает июньский рай.
До утра поет, заливается
Голосистый мой лунный край!
1962, с. Окунёво
– Эй, на плашкоуте! – в сумерках крик.
Вышел приёмщик в резине до пят.
К борту с уловом пристал неводник,
Будто кабанчики, нельмы пыхтят.
Морды налимьи зевают лениво,
Пену роняют, как в жар быки.
Диво! Великое рыбное диво!
Р-раз! И кладут на весы рыбаки.
Борт наклонился к воде. Похоже, –
Шепчется с нею. И нужен глаз!
Щуки, пружинно взыграв в мереже,
Освобожденно пустились в пляс.
После башлык
[1] отсчитает «гроши»,
После возьмем и весомей куш.
Славьтесь – язёвый замёт хороший,
Тяжесть тугих осетровых туш!
Эй, водяной, отложи коварства,
Завтра хоть шторм, хоть шугу сули.
Рыба ж сегодня нужна государству,
Чтобы прилавки икрой цвели.
Чтобы сиял золотым отливом
Щёкур луны с прииртышских круч.
Невод чтоб наш стрежевой, двукрылый,
Был, как в путинные дни, везуч!
2
Кипели от стужи зеленые брызги
И стыли, бросая на палубу лед.
Над мачтой норд-оста звериные визги
И белого снега гусиный полет.
И трюмы, и бочки наполнены рыбой,
Мы плыли с путины богатой домой.
Толклись штормовые иртышские глыбы,
В пучину бросали нас вниз головой.
Винты за кормою – игривые кони! –
Бурунами пенили путь добела.
Скакали по волнам мы, как от погони,
