Затем были вызваны мсье Брике, ювелир с улицы де ля Пэ, и продавщица, которые поведали историю о высокой светловолосой иностранке и о покупке зеленоглазого котика, вызвав всеобщее оживление. Напомнив благородному собранию, что этот эпизод имел место в феврале, когда в Париже находилась невеста Каткарта, сэр Импи попросил продавщицу оглядеть присутствующих и сказать, нет ли среди них той дамы. Это заняло довольно много времени, но окончательный ответ был отрицательным.
— Я не хочу, чтобы в этом вопросе оставались какие-нибудь неясности, — заявил сэр Импи, — и с разрешения генерального атторнея я намерен представить свидетельнице мисс Мэри Уимзи.
Мисс Мэри была предъявлена свидетельнице, на что та решительно и не раздумывая отреагировала:
— Нет, это не та дама. Эту даму я никогда в жизни не видела. Рост, цвет волос и то, как они пострижены, действительно совпадают, но в целом между ними нет ничего общего. Совершенно разные типы. Мадемуазель — прелестная английская мисс, которая составит счастье своему мужу, та же была belle a se suicider [41] — женщина, ради которой можно убить другого, себя или послать все к черту. И поверьте мне, джентльмены, — (одаривая широкой улыбкой высокое собрание) — нам в нашем деле доводилось встречаться с такими.
Удаление этой свидетельницы вызвало сильное оживление в зале, и сэр Импи, написав записку, передал ее мистеру Мерблесу. Она содержала одно только слово: «Великолепно!»
«Представляете, я не подсказал ей ни слова!» — ответил мистер Мерблес и с ухмылкой откинулся на спинку своего кресла, застыв, как готический барельеф.
Следующим свидетелем был профессор Эбер — признанный авторитет в вопросах международного права. Он рассказал о многообещающей карьере Каткарта, которую тот начал делать перед войной в Париже в качестве молодого дипломата. За ним выступили несколько офицеров, подтвердивших прекрасный послужной список покойного. Затем свидетель, аристократически назвавший себя дю Буа-Гоби Уден, отчетливо припомнил очень неприятную ссору за карточным столом с капитаном Каткартом, о чем он впоследствии рассказал известному английскому инженеру мсье Томасу Фриборну. Этот свидетель был выкопан только благодаря трудолюбию Паркера, и теперь он с нескрываемым удовольствием взирал на расстроенный вид сэра Вигмора Ринчинга. Пока мистер Глиббери был занят всеми этими свидетелями, день начал клониться к вечеру, и главный судья, в соответствии с регламентом, поинтересовался, соизволят ли лорды собраться на следующий день утром в десять тридцать, на что те нестройным хором ответили: «Да».
Когда они вышли на площадь Парламента, над головой к западу неслись черные тучи с рваными краями, под которыми кружились и кричали чайки. Чарлз Паркер поплотнее завернулся в свой древний плащ и принялся проталкиваться в автобус, чтобы добраться до дому на улицу Ормонд. Последнюю каплю ко всем неудобствам добавил кондуктор, сообщив ему: «Только на крыше» — и позвонив в колокольчик прежде, чем Паркер успел сойти. Он поднялся наверх и уселся, поглубже надвинув шляпу. Мистер Бантер грустно вернулся на Пикадилли 110, где и слонялся без дела по квартире до семи часов, пока вдруг случайно не включил в гостиной громкоговоритель.
«Говорит Лондон, — бесстрастно произнес невидимый голос. — Прогноз погоды. Циклон пересекает Атлантику, который вскоре достигнет и Британских островов. Будут преобладать штормы, сильный дождь со снегом, ветер юго-западный, семь — десять баллов…»
— Никто не может сказать заранее, — пробормотал Бантер. — Растоплю-ка я камин у него в спальне.
«В дальнейшем характер погоды сохранится».
Когда корабль пошел ко дну,
Он вплавь продолжил путь:
Молитву вспомнил не одну,
Но не посмел свернуть.
Достигнув суши, он стрелой
Опять летел вперед
И замер, словно бы немой,
Добравшись до ворот.
«Баллада Леди Мейзра»
Лорд Питер выглянул из иллюминатора. Внизу, на фоне головокружительно далекой земли, разворачивающейся словно огромная карта, поблескивали немыслимо тонкие и хрупкие металлические распорки. Перед ним упрямо горбилась кожаная спина его спутника. Питер надеялся, что Грант чувствует себя уверенно. Рев мотора заглушал редкие выкрики, с которыми он обращался к своему пассажиру между порывами ветра.
