Женщины были болезненными и бледными.
«Путешествие Пилигрима»
Письмо Паркера было доставлено лорду Питеру в постель в среду утром Бантером. Дом был почти пуст, так как все отправились на судебно-полицейское разбирательство в Норталлертон. Естественно, процедура была чисто формальной, однако порядок требовал присутствия всех членов семьи. Прибыла даже вдовствующая герцогиня, поспешившая на защиту собственного сына и героически поселившаяся в меблированных комнатах. Впрочем, младшая герцогиня сочла поступок свекрови излишне энергичным в ущерб достоинству. Оставленная на собственное попечение, она могла совершить все что угодно, вплоть до дачи интервью газетным репортерам. Кроме
того, в критические моменты рядом с мужем должна быть жена. Леди Мэри была больна — тут уж ничего не поделаешь, а от Питера, предпочитающего покуривать, разгуливая в пижаме, когда его брат подвергался публичному унижению, и ожидать было нечего. Питер пошел в свою мать. Откуда взялась в семье эта страсть к эксцентрике, ее светлость не могла понять — сама вдовствующая герцогиня происходила из добропорядочной гемпширской семьи; видно, где-то замешалась иностранная кровь. Сама она прекрасно осознавала свой долг и знала, что сможет выполнить его.
Лорд Питер проснулся совершенно разбитым, словно всю ночь шел по следу. Мистер Бантер заботливо облачил его в шикарный восточный халат и установил поднос у него на коленях.
— Бантер, твой кофе — единственное, что в состоянии примирить меня с пребыванием в этом отвратительном месте, — довольно капризно заявил лорд Питер.
— Благодарю вас, милорд. Сегодня опять очень промозгло, милорд, хотя дождь не идет.
Лорд Питер, нахмурив брови, уставился в письмо.
— Что в газетах, Бантер?
— Ничего существенного, милорд. На следующей неделе торги в Нортбери-Холл — библиотека мистера Флитуайта, милорд, — кэкстонское издание «Confessio amantis…» [8]
— Какой смысл сообщать мне это, когда мы застряли здесь Бог знает насколько! Господи, как бы я хотел заниматься книгами и никогда не связываться с преступлениями. Ты послал свои образцы Лаббоку?
— Да, милорд, — мягко ответил Бантер. Доктор Лаббок и был тем самым «ученым джентльменом».
— Факты, факты, — продолжал лорд Питер, — в детстве я всегда ненавидел факты. Упрямая, противная вещь эти факты. Не допускают никаких компромиссов.
— Да, милорд. Моя старая мать…
— Твоя мать, Бантер? Я и не подозревал, что она у тебя есть. Мне всегда казалось, что ты сразу таким и появился на свет — готовеньким, как говорится. Прости меня. Дьявольски неприлично с моей стороны. Прошу прощения.
— Ничего, милорд. Моя мать живет в Кенте, милорд, недалеко от Мейдстона. Ей семьдесят пять лет, милорд, и она удивительно деятельная женщина для своего возраста. Кроме меня, у нее было еще шестеро.
— А вот тут уж дудки, Бантер. Мне лучше знать. Ты — уникален. Но я прервал тебя — ты хотел рассказать мне о своей матери.
— Она всегда говорит, милорд, что факты как коровы: если пристально посмотреть им в лицо, они, как правило, убегают. Она очень мужественная женщина, милорд.
Лорд Питер стремительно протянул руку, но мистер Бантер был слишком хорошо обучен и всегда находился начеку, тем более что он уже начал править бритву. Лорд Питер одним резким движением выскочил из кровати и ринулся в ванную.
Там он настолько ожил, что смог взять верхние ноты в «Ступи на эти желтые пески». Затем, погрузившись в атмосферу Перселла, он перешел к романсу «От любовной горячки я стремлюсь улететь », который настолько улучшил его настроение, что, вопреки привычке, он запустил в ванну несколько галлонов холодной воды и принялся усердно тереть себя губкой. Растеревшись грубым полотенцем, лорд Питер вылетел из ванной и тут же врезался коленом в крышку высокого дубового сундука, который стоял у лестницы, — да с такой силой, что крышка от удара приподнялась и с возмущенным грохотом снова опустилась.
