Малыша Чарли перед самым приходом гостей что-то, по-видимому, сильно огорчило, и сейчас он держал перед собой маленькое зеркальце, которое машинально схватил со стола, и ревел, глядя в него и время от времени прерывая свои вопли, дабы запечатлеть в памяти и по достоинству оценить какое-нибудь особенно поразившее его выражение. Бесси стояла, прислонившись к стулу, и разглядывала материю в глубине широких складок своего клетчатого платья, где еще сохранились яркие краски; на лице ее было написано горькое сожаление, что материя вылиняла как раз в тех местах, которые видны. Миссис Дьюи сидела на коричневой деревянной скамейке возле горящего камина; камин источал такой жар, что время от времени она вставала и, озабоченно поджав губы, трогала подвешенные над огнем свиные окорока и грудинку, дабы убедиться, что они действительно коптятся, а не жарятся — такая беда не раз случалась на рождество.
— Здорово, ребятки, пришли, значит, — сказал наконец Рейбин, выпрямляясь и шумно переводя дух. — Как постоишь, нагнувшись, так вся кровь к голове приливает. А я только было собрался выйти за ворота послушать, не идете ли вы.
Затем он взял медный кран и стал бережно обматывать его конец полоской просмоленной бумаги.
— Вот это сидр так сидр, — продолжал он, похлопывая по бочонку, первостатейный сидр из лучших отборных яблок — сэнсом, стаббард, файвкорнерз, — небось знаешь эти сорта, Майкл? (Майкл кивнул.) Да еще добавили тех, что растут у забора, — такие с полосками. Мы их зовем полосатыми, а как они на самом деле называются — бог их ведает. Из них сидр, даже если водой разбавить, получается лучше, чем у других без воды.
— Ну, без воды, почитай, не бывает, — вставил Боумен. — Дождь, дескать, шел, когда яблоки выжимали, вот вода и попала. Только это все отговорки. Просто повелось у нас доливать воду в сидр.
— Да, повелось, а зря, — сокрушенно заметил Спинкс с таким отрешенным выражением лица, точно речь шла о какой-то отвлеченной материи, а не о стоящем у него перед глазами бочонке. — Такой жалкий напиток только глотку дерет — где ему согревать кровь.
— Заходите, заходите да присаживайтесь к огню — хватит уж ноги вытирать, — воскликнула миссис Дьюи, видя, что все, кроме Дика, принялись шаркать ногами по половику. — Вот хорошо, что вы наконец пришли. Сьюзен, сбегай к Граммеру Кейтсу, — может, у них есть свечи потолще этих. Да ты не стесняйся, Томми Лиф, иди садись на скамейку.
Последние слова были обращены к уже упомянутому юноше, который представлял собой скелет в балахоне и отличался чрезвычайной неловкостью в движениях; последнее объяснялось, по-видимому, тем, что он необыкновенно быстро рос, — не успевал он привыкнуть к своему росту, как уже вытягивался еще больше.
— Хи-хи-хи, да-да, — осклабился Лиф, выставив напоказ все свои зубы, да так и забыв убрать с лица улыбку после того, как мысленно уже кончил улыбаться.
— А вы, мистер Пенни, — продолжала миссис Дьюи, — садитесь сюда, на стул. Ну как ваша дочка миссис Браунджон?
— Ничего как будто. — Мистер Пенни поправил очки, сдвинув их на четверть дюйма вправо. — Но, видно, придется ей потерпеть — до конца еще далеко.
— Ах, бедняжка! И который же это у нее — четвертый или пятый?
— Пятый — троих они похоронили. Подумать только — пятеро детишек, а сама-то совсем еще девчонка. Как говорится, только успевай считать. Ну, значит, так суждено, ничего тут не поделаешь.
— А где ж это дедушка Джеймс? — обратилась миссис Дьюи к детям, оставив мистера Пенни. — Он ведь обещался заглянуть к нам сегодня.
— Он в сарае с дедушкой Уильямом, — ответил Джим.
— Ну-с, посмотрим, что у нас с тобой получается, — доверительным тоном промолвил возчик, снова нагибаясь к бочке и примериваясь вырезать затычку.
— Только поаккуратней, Рейбин, а то опять зальешь весь дом! — крикнула ему со своего места миссис Дьюи. — Я бы сотню бочек открыла и не пролила столько сидра понапрасну, сколько ты проливаешь из одной. Если уж ты взялся за бочку, так и жди, что сейчас пойдет хлестать. Никакой у него сноровки нет — что по дому ни сделает, все не слава богу.
