— Эй, почему ты расстроилась? — спрашивает он, гладя меня по волосам, пальцами разделяя прядки.
— Потому что я пока не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься. Мне так жаль. Я пойму, если ты захочешь… — я замолкаю, потому что не могу вынести даже мысль о нем, уходящем к другой женщине, несмотря на то, что действительно понимаю: как у любого здорового мужчины, у него есть определенные желания.
Он пальцем поднимает мой подбородок и смотрит мне прямо в глаза.
— За кого ты меня принимаешь? Есть только одна женщина, которую я хочу, и она сидит рядом со мной. Я никогда не давал тебе повода усомниться во мне, или моих к тебе чувствах, разве не так? Выбрось, пожалуйста, эти негативные мысли из своей хорошенькой головки. Я только тебя хочу. — Он целует меня. — Только. — Целует. — Тебя. — Целует, и еще раз.
— Прости меня.
— Прекрати извиняться. То, чем мы сейчас занимались, была любовь в ее совершенной форме. Поэтому, пожалуйста, никогда не извиняйся за то, что мы вместе с тобой сейчас разделили. Неважно, где это было: внутри или снаружи спальни.
Я улыбаюсь, слыша его слова.
Мы переплетаем вместе наши тела, когда он включает телевизор, и смотрим очередной побег героев Хогана.
Оглядывая свою бежевую комнату, задумываюсь. Мои ноги лежат на бежевом диване, рука Доминика лежит на бежевой подушке.
— Доминик.
— Хммм. — Он смеется над каким-то эпизодом по ТВ.
— Думаю, мне бы хотелось сиреневую гостиную. — Я смотрю по сторонам и точно представляю необходимый оттенок, искусно покрывающий мои стены.
— Я найму женщину-маляра, — говорит он, целуя меня в макушку.
Я улыбаюсь и закрываю глаза.
Синяя сойка расправила свои крылья.
— Как далеко живут твои родители? — спрашиваю я Доминика, ведущего машину.
— Чуть меньше получаса езды. Брат — в пятнадцати минутах от них.
Он держит меня за руку, пока ведет машину. Я смотрю в окно и впитываю красоту окружающей природы.
Уже почти конец лета, и хотя дни все еще полны тепла, ночи стали прохладными. Сегодня в полдень на небе появилось несколько серых облаков, но они вроде бы безобидные и не собираются докучать нам.
— Ты прекрасно выглядишь сегодня, Эйлин.
Я гляжу на свою черную юбку длиной до колена и бледно-желтую блузку, и делаю себе заметку, что хочу разбавить свой гардероб цветными вещами. Яркими, счастливыми оттенками, чтобы они отражали, насколько я расцвела и стала счастливее.
Мы подъезжаем к привилегированному, огороженному забором комплексу, и Доминик подъезжает к домику охраны. Охранник улыбается и, не говоря ни слова, открывает Доминику ворота.
Я озадаченно смотрю на Доминика. Он улыбается мне.
— Это Фил. Он работает здесь дольше, чем я могу вспомнить. К тому же, он хороший парень.
Дома в этом поместье богатые, захватывающие дух, по-королевски красивые. Большие особняки в Викторианском стиле, построенные на приличных участках.
Доминик медленно едет по широким, усаженным деревьями аллеям. Солнце заходит, но света вполне достаточно, чтобы рассмотреть другие дома, расположенные с искусной точностью. Он останавливается у одного из самых величественных особняков. Гладкий, синий кабриолет припаркован у дверей, и я улыбаюсь при мысли, что родители Доминика разъезжают на такой машинке.
Я еще не встречалась с ними. Доминик охарактеризовал их как правильных и изысканных, поэтому представляя его родителей рассекающими на трассе в машине с открытым верхом и развивающимися от ветра волосами, я хихикаю.
— Что смешного? — открывая свою дверь, спрашивает Доминик.
— Спортивная машина твоих родителей, — указываю на красивый экземпляр.
— Действительно смешно, потому что это не их машина. У мамы и отца по последней модели Range Rover, а не что-то подобное. Наверно, Оскара. Хммм… странно, он ничего не говорил о покупке новой машины.
Доминик хмурится, и его хватка на моей талии становится жестче. — Интересно, какую страхолюдину он привез с собой на этот раз, — бормочет он, скорее себе, чем мне.
Мы идем по подъездной дорожке, и я начинаю нервничать.
— Почему ты дрожишь? — спрашивает Доминик и снова кладет руку мне на талию.
— Что, если я им не понравлюсь? — с ужасом тяну подол своей блузки, жалея, что не надела, что-нибудь попроще.
