— Он, кажется, помощник капитана на торговом судне? — спросил Бланделл. — Где он сейчас? Вы слышали что-нибудь о нем с тех пор?
— На прошлой неделе мы получили от него открытку из Гонконга. Но написал он немного — только то, что с ним все в порядке, и передал привет детям. Из этого рейса он больше ничего не присылал. Должно быть, он очень занят, потому что раньше он всегда писал нам письма.
— Может быть, у них недостаток в рабочей силе и всем приходится больше работать, — добавил Вилли. — Да и вообще сейчас не самые лучшие времена для людей, занимающихся этим делом. Так что приходится много работать, чтобы заработать хоть что-то.
— Ясно. А когда, вы думаете, он вернется?
— Вот этого я не знаю, — ответил Вилли. Бланделлу не понравился его пренебрежительный тон. — Его корабль не делает регулярных рейсов. Они плавают из порта в порт в поисках работы. Так что, сколько будет длиться их рейс — неизвестно.
— Понятно. А как называется корабль?
— «Ханна Браун». Корабль принадлежит компании «Лэмпсон энд Блейк», — ответила Мэри. — Джеймс говорил, что ему очень нравится эта работа. И начальство им тоже вполне довольно. А если что-то вдруг, не дай Бог, конечно, случится с капитаном корабля, то он займет его место, правда, Вилли?
— По крайней мере, он так говорил, — ответил с некоторой небрежностью Вилли. — Только, по-моему, не стоит ни на что рассчитывать.
Контраст между энтузиазмом жены и пассивностью мужа прямо-таки бросался в глаза, не заметить этого было просто невозможно. И, конечно, Бланделл сделал по этому поводу определенные выводы:
«Раз Вилли так говорит о Джиме, значит, между ними мог быть какой-то конфликт, — подумал он. — Скорее всего, так и было. Но это, в сущности, неважно и не имеет отношения к делу. Лучше сменить тему разговора».
— Хорошо. А не могли бы вы ответить на такой вопрос: в ту ночь вы не заметили ничего странного в храме? Может быть, там горел свет, или что-то еще в этом роде?
— Я не отходила от кровати мужа в ту ночь, даже в окно не выглядывала, — ответила миссис Тодей и взволнованно взглянула на мужа. — Понимаете, ему было так плохо, он бредил, и если бы я отошла хоть на минуту… он тут же попытался бы встать…
— Да вы прекратите или нет! Хватит уже! Сколько можно! Все, все прошло, и все забыто. Зачем вспоминать? Мистер Бланделл, вы приходили за тем, чтобы спросить, что мы знаем. Вот вам ответ — жена ничего не видела и не знает о преступлении, которое произошло той ночью. А что касается меня, то я был тяжело болен и не мог встать с постели. Что вы еще хотите услышать?
— Не стоит ругаться, — спокойно ответил Бланделл, — простите, что мои вопросы так взволновали вас. Я больше вас не задержу. Жаль, что вы не смогли мне помочь. Признаться, меня это очень расстроило, но, что ж, ничего не поделаешь… такая уж у меня работа. Я пойду, благодарю вас за чай. Теперь можете позвать детей. Кстати, а где ваш попугай? — спросил мистер Бланделл, пытаясь немного разрядить обстановку.
— Мы перенесли его в другую комнату, — сказал Тодей. — Тут он слишком громко кричал и не давал нам нормально поговорить.
— Понятно. Но хочу заметить, ваш попугай хорошо разговаривает, это большая редкость, — сказал Бланделл, пожелал хорошего вечера и ушел.
Двух малышек Тодей на время разговора об убийстве отправили гулять в сад, и, уходя, Бланделл встретился с ними.
— Здравствуй, Роззи, — сказал он, — здравствуй, Эвви! Как дела в школе?
Девочки быстро ответили, что все хорошо, и, услышав голос миссис Тодей, которая звала их идти пить чай, побежали в дом.
Мистер Эштон был фермером, который вел свое хозяйство, как говорится, по старинке и не признавал никаких новых методов.
С первого взгляда было невозможно определить, сколько ему лет — то ли пятьдесят, то ли шестьдесят, а может, и все семьдесят. Он практически не выдавал своих эмоций и держался так, будто только что проглотил кочергу. Казалось, он даже двигаться старался как можно меньше. Однако, посмотрев на руки фермера и увидев воспаленные суставы, Уимзи сделал вывод, что, скорее всего, манеры Эштона можно объяснить тяжелой формой артрита, а не строгостью характера. Хотя говорил Эштон тоже с большой неохотой и только по крайней необходимости. Жена Эштона была намного моложе него. Подвижная, веселая, разговорчивая — она была полной противоположностью мужу.
