Стоп… Они же… Ни разу не дослушали до конца!
Каждый раз меня обрывали на фразе Игнатьича «и вот что он рассказал мне…», на месте, где он только начинал говорить. Все рассуждали о каком-то глубоком смысле, а никого не интересовало, что он рассказал! Ни тех, кто восхищался, ни тех, кто поносил… Да что их! Даже меня не интересовало. Я всегда останавливался на этом месте, потому что сам не искал смысла и, если бы не раздавалось аплодисментов, не знал, что говорить дальше.
Эта мысль совсем опечалила меня, я бросился разгребать снег, чтобы подержать в руках замерзшую землю, а если повезет – замерзшую картофелину. Это ведь всегда помогало. Снег быстро закончился, руки заскользили по льду.
Что за новости! Не могла быть поверхность поля гладкой как каток.
– Полуостров Кольский до июня скользкий, – раздалось за спиной.
Я обернулся.
– Вы кто, мужчина? – спросил я незнакомого старика.
– Приехал, значит, – пробурчал он. – Вернулся.
Вокруг никого не было, а старик держал ружье.
Смотрел с хитрецой.
– Игнатьич? – прошептал я. Мы обнялись. – Я гибну, друг мой. Как хорошо, что ты появился.
– Блок – в аптеку, человек – к человеку.
Он крепко поцеловал меня, прослезился.
– А то разъехались все… Топчешь один, шуршишь, а нет никого.
– Как Трезорка? – спросил я.
– Сдох Трезорка, – ответил он.
– А как… в целом?
– Ишь о чем спросил. В целом… А ты разве не знаешь?
– Да вроде нет.
– Ну, тогда слушай.
В этот момент земля подо мной пошатнулась, а потом треснула, потому что это была не земля, а лед. Я оступился, провалился по колено в воду, а потом рухнул в черную прорубь всем весом. Выбросил руку вверх, чтобы схватить ремень ружья.
Но ремня не было.
– Игнатьич! – пропищал я. – Как в целом?
Попытался схватиться за край проруби, но костюм мешал мне. Ни расстегнуть, ни снять его никак не удавалось, он словно был прибит гвоздями. Я пошел ко дну.
Так я перестал быть писателем-деревенщиком.
Игнатьич наклонился над водой. И вот что он рассказал мне.
1
Ее шея как молодое дерево под ветром. Гнется, напружинивается от поцелуев, распрямляется обратно. Упругое дерево с тонкой, прозрачной корой. Ее пальцы как листья. Войдешь в сень дерева, подставишь лицо, и вместе с солнечным светом его обласкает юная листва.
2
Он уже не думал, что в его жизни случится чудо. Ему было сорок. Он лысел, полнел, но все же упорно не хотел жениться, и особенно – на ровеснице.
«Пусть она сейчас хороша, – думал он, – но… через несколько лет? В самом расцвете сил я должен буду улыбаться сорокалетней жене, заниматься с ней сексом, а мириады молоденьких девушек будут проходить мимо, присаживаться на согретые солнцем скамейки, есть мороженое, читать книжки в метро? Нет! Не убивайте, я так хочу жить! Пожалуйста, не надо! Я готов жениться, готов сдаться, но пусть она будет моложе меня, ну хотя бы лет на пятнадцать. Например, мне сорок – ей двадцать пять. Значит, через пять лет – мне сорок пять, ей тридцать… Нормально… Дальше: мне пятьдесят, ей – тридцать пять. Ну… Ок. Дальше… пятьдесят пять и… Сорок! Опять? В пятьдесят пять я еще буду так активен! Да, не молод, но – в самом расцвете сил! И снова – сорокалетняя жена? А вокруг – мириады девушек? Нет! Не надо! Спасите! Я так хочу жить!»
Шли годы. У него не было постоянной девушки. Как только отношения грозили превратиться в серьезные, он их тут же «сворачивал», быстро просчитав в уме перспективы старения жены.
Однажды он изложил свою теорию другу, который был женат много лет.
– Не парься, – ответил друг, – за временем не угонишься, а семья – это тыл, это дети. Я вот свою жену знаешь как люблю!
– Но… Ты ей изменяешь?
– Естественно, – ответил друг.
Это не подходило. Жить во лжи, смотреть по сторонам – было не для него. Жениться стоило так, чтобы не хотелось изменять. А значит – нужна разница хотя бы в двадцать лет!!!
3
Погожим весенним вечером он стоял в пробке на Волоколамском шоссе, любовался закатом, дышал родным московским воздухом. Порой какая-нибудь старая, никогда не мывшаяся «Лада» обгоняла его и становилась прямо перед глазами. Впечатление от заката портилось, тогда он специально отставал, давая заехать на вакантное место другой, более приятной машине. Но сегодня ни одна из них не радовала взгляд, ни одна металлическая задница не отражала закат так красиво, как хотелось бы.
