— В первой беседе, говоря о вере и неверии, мы «оставили» ищущего человека на том моменте, когда он так или иначе, но все-таки приходит к убеждению, что Бог есть. И дальше он оказывается перед всем многообразием современного религиозного мира. Что дальше? Как ему в этом многообразии разобраться?
— Дальше человек очень часто становится заложником того, кто поговорит с ним первым. Кто первым уделит ему внимание, тот, по сути, купит его на долгие годы. Если, например, на разговор с человеком у меня, как у священника, не хватило времени, он вышел из храма и тут его встретил протестантский проповедник с вопросом: «А что Вас тревожит?» — «Да вот это…» — «Так я сейчас Вам все расскажу!» И считайте, что мы потеряли человека надолго. Многое зависит от того, кто первым проявит заинтересованность и позовет в свою общину.
Авраамические религии — иудаизм, ислам, христианство — не вверены отдельному человеку, они предполагают наличие общины. Я же не могу верить в Бога один! Я должен быть с единоверцами,
с теми, кто верит так же, как я. Это логичный шаг на пути обретения веры. Поэтому в молитве Господней и говорится: «Отче наш», а не «Отче мой». Если человек один на один с Богом, он должен быть либо Онуфрием Великим[34], либо атеистом.
— Иными словами, здесь два фактора — личное внимание и наличие общины, в которой верят в Бога также, как ты?
— Да. Фактор человека, который уделит Вам время, и фактор общины, в которую Вас пригласят. И такие общины надо создавать.
В Российской империи, где все были формально верующими, приходы создавались просто по территориальному принципу: епархия, район, округ, город, улицы. Предполагалось, что все живущие рядом ходят в одну церковь и составляют одну духовную семью. Но ведь по факту это не так. Духовная семья строится совсем на других основаниях.
На чем основан рост сектантства? Он основан на отсутствии приходов. Там, где нет нормальной приходской жизни, естественным образом возникают секты, которые мимикрируют под приход, дают человеку некую замену духовной семьи, родства по вере. И сейчас, надо сказать, Русская Церковь теряет очень многих людей из-за бессемейности и безобщинности. Мы не уделяем человеку внимание на уровне личного общения, а на уровне приходов — не ставим себе задачу создавать общины, как такие большие многолюдные семьи, где все друг друга знают и помогают друг другу.
И человек, не найдя общины и не получив личного внимания, чувствуя себя никому не нужным, пропадает. Или уходит туда, где есть семья или ее подобие. Этим, например, привлекают к себе мусульмане. Они, в отличие, скажем, от современных иудеев, имеют миссионерскую задачу и зовут к себе людей, невзирая на национальность. Русский конопатый парень из Рязани придет в мечеть с вопросом о Едином Боге, и там его с радостью примут.
Жаль, что православные так редко могут сказать человеку: «Приходи к нам, не только молиться, но и жить вместе, одним сердцем! Как в большой семье: тебе будет плохо — мы тебе поможем. Будет плохо другому — поможешь ты».
«У вас вера неправильная, но сильная»
— Раз уж мы коснулись мусульман — чем привлекает к себе русских людей ислам?
— Мусульмане могут привлекать своей дисциплиной и фанатичностью. Русские — в принципе фанатики. Нам фанатизм по нутру, мы готовы, уверовав во что-то, идти до конца. И в этом смысле русским, конечно, симпатичен ислам. Наша церковная жизнь зачастую лишена этой строгости: хочешь — делай, не хочешь — не делай; будешь поститься — молодец! не будешь поститься — ну, ничего страшного… Эта общая расхлябанность, чисто западная, конечно, русскому человеку не нравится. Поэтому мусульмане здесь имеют много плюсов. «Если Бог есть, то я умру за Бога! Все равно умирать, так умру, только ради Бога!» — это ведь чисто русская идея. Психологически мусульмане оказываются зачастую более «русскими», чем мы: мы же, напротив, потеряли русскость, напитавшись разными западными фантазиями. А современные мусульмане, наоборот, очень много впитали из христианства.
