Справа и слева от него сидело несколько знакомых лиц, но так как никому не разрешалось говорить (и кто знал, какие неприятности тебе грозят, если ты признаешься копам, что знаком с тем или иным задержанным), то Дортмундер промолчал. Он просто сидел и время от времени перетаскивал свою попу на следующее сиденье слева. На смену полицейским в конце коридора пришли новые — ни лучше, ни хуже — так тонкий ручеек настоящего вливался в реку прошлого, и вскоре слева от Джона не осталось ни одного человека, а это значило — следующим идет он. И так же это означало, что его левая рука стала видна двум полицейским.
Но те, даже не посмотрели на него. Они вообще ничего не замечали. Все, что они делали это стояли там и иногда перешептывались между собой о пиве, хот-догах, периодически кричали кому-нибудь заткнуться и время от времени вводили в дверь очередную жертву — но никогда не смотрели по сторонам, не проявляли любопытство, эмоции или не проявляли, как это говорят, признаков жизни. Они скорее напоминали роботов, а не полицейских.
— Следующий.
Дортмундер вздохнул. Он поднялся, опустил вниз левую руку, сжал пальцы и вошел чрез дверь в бледно-зеленую комнату, освещенную флуоресцентными лампами на потолке. Трое недовольных мужчин окинули его взглядом полным циничного недоверии.
— Все хорошо, Джон, — сказал один из сидящих за столом, — иди сюда и садись.
За столом расположился грузный детектив в штатском, на щеках его виднелась щетина и на голове, ниже проплешины, вьющийся черный волос. На деревянном стуле слева сидел тощий детектив, более молодой, одетый как для пикника: в джинсы, кроссовки Адидас, футболку с надписью Бадвейзер и синий джинсовый пиджак. На месте машинистки справа высился мрачный сутулый мужчина в черном костюме. Напротив него на небольшом колесном столике из металла стояло черное устройство для стенографирования. И, наконец, черный стул без подлокотников. Как крестьянская лошадь после долгого дня возвращается в конюшню, так и Дортмундер побрел к этому стулу и сел.
Детектив постарше выглядел очень усталым, но вел себя враждебно и агрессивно, как будто в этом виноват был Дортмундер. Он перетасовал папки на своем столе, затем посмотрел на арестованного и сказал:
— Джон Арчибальд Дортмундер. Вас пригласили сюда для оказания содействия полиции по делу кражи Византийского Огня. Вы добровольно пришли сюда побеседовать с нами.
Дортмундер нахмурился:
— Добровольно?
Детектив сделал как бы удивленный вид:
— Джон, вас не арестовали. Иначе вам бы уже зачитали права и разрешили сделать предписанный законом телефонный звонок. Если бы вас арестовали, то вы прошли бы регистрацию, и у вас появилось бы право на присутствие адвоката во время этого разговора. Вы не арестованы. Вам предложено сотрудничество и вы согласились.
— Вы хотите сказать, что все эти три часа я провел в том зале в роли волонтера? И все те ребята? — уточнил Дортмундер.
— Все верно, Джон.
Он задумался.
— А что, если я передумал? Что, если решил покончить с волонтерством, в конце концов, и просто встану и уйду?
— Но тогда мы арестуем тебя.
— За что?
Детектив слегка улыбнулся:
— Мы что-нибудь придумаем.
— Да, — не стал спорить Джон.
Мужчина посмотрел на бумаги на его столе.
— Два грабежа, — прокомментировал он. — Два тюремных срока. Уйма задержаний. Недавно условно-досрочно освобожден с положительным рейтингом от инспектора по надзору, что я лично считаю полным дерьмом, — подняв глаза на задержанного, он спросил: — Рубин у тебя, Джон?
Дортмундер чуть было не сказала «да», но вовремя сообразил, что это был лишь полицейский юмор и что он вообще не должен отвечать на вопрос. Полицейским не нравится, когда гражданские смеются над их шутками; они веселят лишь своих коллег. Тот, что в футболке Бадвейзер издал непонятное чиханье-фырканье и спросил:
— Так просто ты не сдашься нам. Верно, Джон?
— Нет, — ответил Джон.
— Ты знаешь, почему мы выбрали тебя? — спросил детектив постарше.
— Нет.
— Потому, что мы собираем известных преступников, — и он посмотрел через стол на Дортмундера, видимо ожидая какого-то ответа.
— Но я не такой.
