Но почему все-таки марксисты больше настроены на революцию, чем на парламентарную демократию и социальные реформы? Ответ - не настроены или по меньшей мере не всецело. Подобная зашоренность присуща только так называемым ультралевым. Одним из первых декретов большевиков, когда они пришли к власти в России, была отмена смертной казни. Приверженность реформистским или революционным подходам имеет мало общего с «болением» строго за «Эвертон» либо за «Арсенал». Большинство революционеров были также сторонниками реформ. Не всякое наследие прошлого подлежит реформированию, а сам по себе реформизм не является политической панацеей; но в любом случае революционеры ожидают, что социалистические трансформации наломают дров не больше, чем в свое время выдали феодальные или капиталистические. Подлинное различие между революционерами и реформаторами состоит не в том, что первые могут, скажем, отказаться от борьбы против закрытия больниц, поскольку это отвлекает внимание от первостепенных задач революции. Оно, скорее, в том, что революционеры рассматривают такие реформы в более протяженной и масштабной перспективе. Реформы важны, но раньше или позже вы достигнете предела, дальше которого система не даст вам двинуться, и который марксизм определяет как общественные производственные отношения. Или, выражаясь менее изящным техническим языком, господствующий класс, который контролирует материальные ресурсы, явно не настроен передавать их кому бы то ни было. Вот тогда перед вами действительно обозначится необходимость решительного выбора между реформами и революцией. В конце концов, как заметил социалистический историк Р. Г. Тоуни, вы можете слой за слоем снимать шелуху с луковицы, но вы не можете выдирать коготь за когтем у тигра, предварительно не убив его. Хотя сравнение с очисткой луковицы, скажем прямо, изображает реформы уж слишком легкими. Большинство реформ, которые мы сегодня воспринимаем неотъемлемыми составляющими либерального общества, - всеобщее избирательное право, бесплатное общее образование, свобода прессы, профсоюзы и т. д. - было завоевано во всенародной борьбе, сломившей ожесточенное сопротивление правящего класса.
С другой стороны, революционеры никоим образом не отрицают парламентарную демократию. Если она может послужить достижению их целей, тем лучше. Однако в целом марксисты относятся к парламентарной демократии весьма сдержанно, но не потому, что она демократия, а потому, что она недостаточно демократична. Для простых людей парламенты представляют собой учреждения, которым их раз за разом убеждают передавать свою власть, но для контроля за которыми у них остается очень мало средств. Революцию обычно представляют как противоположность демократии, поскольку деятельность зловещего нелегального меньшинства разрушает волю большинства. На самом деле, как процесс, в котором люди через народные собрания и советы берут на себя управление своей жизнью, революция является гораздо более демократичной, чем все известные доныне формы организации. Большевики имели яркий опыт открытых дискуссий внутри своих рядов, а в их первоначальной программе не высказывалась идея, будто они должны управлять страной как единственная политическая партия. Кроме того, как мы увидим далее, парламенты являются частью государственной машины, главное назначение которой состоит в обеспечении господства капитала над трудом. И это мнение не только марксистов. Как написал один из авторов XVII века, английский парламент есть «оплот собственности»[93]. В конечном счете, как утверждал Маркс, парламент или государство представляют не столько простых людей, сколько интересы частной собственности. Цицерон, как мы видели, полностью с этим согласен. Ни один парламент в рамках капиталистического порядка не осмелился бы выступить против всепобеждающей мощи столь почтенных интересов. А если бы он вдруг и в самом деле взялся слишком радикально мешать этим интересам, то ему быстро указали бы на дверь. Так что для социалистов было бы странным рассматривать такие площадки для дебатов как важнейшие средства для продвижения своих целей, а не как лишь один из инструментов наряду со многими другими.