Здесь уместно сказать вообще об условности сравнительных образов в священном Писании. В евангельской проповеди Второе Пришествие Христа уподобляется пришествию ВОРА — но только в отношении внезапности (по Луке, гл.12). В притче о неверном управителе нам ставится в пример для подражания МОШЕННИК — но только в отношении догадливости (по Луке, гл.16). Обычно мы этим смущаемся, но никто все‑таки не думает, что в евангельской проповеди одобряется воровство и мошенничество. Еще пример — самый вразумительный. Известна в ветхозаветной Библии повесть о пророке Ионе — по всем вернейшим признакам не быль, а художественный вымысел сатирического плана, притча о жестоком пророке. Но вот мы читаем, как Сам Христос ссылается на историю пророка Ионы — видит в ней прообраз Своего погребения (по Матвею, гл.12) и даже Своего служения (по Луке, гл.11). Разве можно на этом основании считать мифическую историю подлинной? Конечно, нет — скорее, у нас зашевелятся сомнения в подлинности разноречивых евангельских ссылок; во всяком случае мы должны принять в них только условно–сравнительный смысл.
Но скажут: апостол Павел пользовался образом Адама не просто для сравнения, у него это было совершенно необходимое начальное звено в целостной философии человеческой истории… Здесь мы подходим к другому общему соображению: об относительности иудейских элементов в христианстве. "Спасение от иудеев" (по Иоанну, гл.4). Христианство вышло из иудейства и многое унаследовало из иудейства. Так оно унаследовало сначала и еврейское обрезание, предписанное в библейском Законе; но апостол Павел выступил против обрезания, оно должно было отмереть, чтобы дать жить христианству. ХРИСТИАНСТВУ ЕЩЕ ДОЛГО ЖИТЬ — ДО СКОНЧАНИЯ ВЕКА… И кто знает — от каких еще ветхозаветных элементов предстоит ему освободиться? Тот же апостол Павел, например, ссылаясь на ветхозаветный Закон, предписывал женщинам молчать в собраниях и даже с вопросами обращаться только дома к мужьям (к Коринфянам1, гл.14). Но вот ныне в Русской церкви женщины читают Писание (Псалмы, Апостол), в Англиканской — проповедуют; а в Шведской их рукополагают уже и в священный сан. Не может быть никакого сомнения, что в наши дни апостол не повторил бы своих наставлений о молчании женщин по ветхозаветному Закону. Совершенно на таком же положении находятся в наше время иудейская космогония и антропогония эпохи апостола Павла. Современный христианин, по совести, ДОЛЖЕН НЕ ПРИНИМАТЬ ИХ, и это будет не ересь, не бунтарство, а искреннее СМИРЕНИЕ. Не в том смирение, чтобы насиловать свой разум, а в том, чтобы смиренно сказать: НЕ ЗНАЕМ… Знаем только, что в начале Библии — не история, а священный миф.
*
"Всемирный потоп" (кн. Бытие, гл.6,7,8), вероятно, имеет уже какую‑то историческую основу в великом местном наводнении. "Даже легенда о потопе нашла археологическое подтверждение" — толстый слой ила, разделявший культурные слои" (проф. Немировский в журн."Новый мир", 1969, №9, стр.265). Но то, что будто бы сказал "Бог" по этому поводу — что хочет истребить человечество и все живое, ибо "раскаялся, что сотворил их", — показывает религиозную дикость писателя. Историю со строительством Вавилонской башни "высотою до небес" (Бытие, гл.11) вспоминали и будут еще вспоминать, как символ несбыточных мечтаний о космическом могуществе безбожного человека. Но идея "Бога" здесь тоже примитивна до смешного: "Господь" будто бы испугался и смешал языки строителей… Эти столь недостойные представления о "Боге" отбрасывают тень сомнения и на первые страницы книги Бытия — на их религиозную ценность.
*
С Авраама (Бытие, гл.12) начинается история еврейского народа. Приведу выдержки из писем, которыми обменялись по поводу ветхозаветной истории два верующих человека:
"… Понятным становится, почему католическое духовенство запрещало мирянам читать Библию, почему англосаксы, не выпускавшие из рук Библии, могли совершать такие невообразимые пакости над своими "меньшими братьями" в Азии и Африке….Все эти ревнители веры Авраамы, Исааки и Иаковы, все эти Давиды и Соломоны, при ярком дневном освещении оказываются жуликами, вралями, кровожадными распутниками… И благочестивые иудейско–изральские царьки столь же яростно избивают не только своих противников, но обязательно и их жен, детей, стариков, слуг и даже волов и ослов, как это делают и неблагочестивые царьки"…