- Профессор рассчитывает на помощь известной формулы, гласящей, что аппетит приходит во время еды. Чем активнее ты будешь набираться сил, тем быстрее выберешься отсюда, - поддержал Динстлера Артур.
- Есть не хочу. И выбираться отсюда не хочу. Здесь спокойно, - Тони рассеянно ковыряла соблазнительный ломтик. - Знаете, профессор, под вашим крылом очень спокойно... Будто я совсем маленькая и все проблемы состоят только в том, чтобы набрать лишний килограмм и залечить шишку на голове...
На сердце у Динстлера потеплело, хотя он и знал что ощущение покоя дает Тони ни его присутствие, а те таблетки, которые она здесь глотает.
Жан-Поль, жадно склонившийся над тарелкой, однако лишь наигрывал аппетит. Его эстетическое чувство, потрясенное виде- нием отдыхающей нимфы, требовало творческого излияния. Если бы не обязательный ужин, Жан-Поль заперся бы уже теперь в комнате, сочинял стихи и не вспоминая о еде до тех пор, пока этот нестерпимый писательский зуд не будет переплавлен в ряд стройных, звенящих строчек.
Он обрадовался, когда на робкое пожелание перенести беседу на следующий день, Йохим охотно согласился.
- Сегодня была длинная операция, с вашего позволения, друзья, я отправляюсь спать. Повеселитесь здесь без меня.
- Я тоже совершенно сонная! - объявила Тони, выходя из-за стола. спокойной ночи!
Какая уж там "спокойная"! Ночь Жан-Поля оказалась необыкновенно бурной. Жан-Поль был в ударе. Он исписывал листы очень мелким, косым почерком, сформировавшимся в качестве защиты от постороннего взгляда. Он знал, что утром почти все, казавшееся сейчас трогательным, занятным, удачным, поблекнет, как извлеченная на свет из морской пучины глубоководная рыбка.
Так и случилось. Проснувшись часов в одиннадцать - то есть чуть ли не к обеду и проспав в сущности всего три часа, Жан- Поль с мучительным отвращением перечитал вчерашние шедевры. Мелко изорвал и сунул в корзину, оставив лишь коротенькое пер- вое стихотворение, написанное слету, почти без помарок. Он пожалел его и даже не став править последнюю корявую строфу. Переписал набело, крупно и четко и сунул листок в свою записную книжку.
Потом быстро принял душ и одев чистую рубашку, сбежал вниз с неопределенным волнением: ему не терпелось увидеть столь поразившую его воображение девушку. Он уже догадывался, что вчерашний восторг постигнет та же участь, что и плоды ночного вдохновения. Просто это был для Жан-Поля "день розовых очков", счастливых галлюцинаций, за которыми следует обидное протрезвление. Однако, до обеда девушка так и не спустилась в сад. Он увидел ее уже за столом, ожидающую вместе с Артуром начала трапезы. Профессор был занят в клинике и просил его извинить за отсутствие. На столе стояли три прибора, три маленьких стеклянных графина, наполненные напитками разных цветов, преломляли яркий свет, струящийся с открытой террасы. Рубин, топаз и... он не мог подобрать определение, засмотревшись на сосуд с оранжевым соком. Очевидно, поймав его взгляд, Тони пояснила:
- Это малина, шиповник и апельсин. Поставили на все вкусы. Если позволите, я выпью шиповника. Жан-Поль наполнил бокал, протянул своей соседке и только тогда отважился посмотреть на нее в упор. Секундная вспышка магния - и сердце бухнуло, обрываясь. Жан-Поль провел рукой по лбу, будто стряхивая наваждение и попытался пошутить:
- Говорят, что даже вблизи медицинских учреждений вполне здоровый человек начинает чувствовать недомогание.
- А мне сегодня напротив, значительно лучше. Я даже хочу поплавать. Да, да, Артур, не возражайте. Это же не океан, а простое корыто с подогретой водой. Я уверена, профессор будет только рад. Жан-Поль, а ты научился лежать на воде? - она прищурилась.
- Неужели ты помнишь? И лягушку, которую засунула мне за шиворот? обрадовался Жан-Поль.
- Конечно, помню, мне было лет семь, а тебе, выходит, восемь. Ты был такой серьезный-серьезный, с сачком и какими-то учеными книжками... Чудесный персонаж для розыгрышей! Лягушку ты здорово испугался - холодная скользкая тварь за спиной! Я еще крикнула "змея". Но ты не заплакал и даже не пожаловался родителям. - Тони не без аппетита расправлялась с яйцом и тостами.
