— Они сказали, что я умру, если расскажу кому-нибудь о них. — Она прикрыла рот рукой. — Мне надоело жить в страхе. — Голова у нее опустилась, и мне показалось, что она с трудом удерживает слезы.
Что я должен ответить? Как сказать ей, что она не умрет, если она все равно не поверит, потому что считает себя обреченной?
Я подошел к ней, секунду постоял рядом, потом присел на ручку кресла. Отведя ее руку от лица, я приподнял ей голову за подбородок и погладил по волосам. Они были такими, как и выглядели — шелковистыми и тонкими, и, когда я коснулся пальцами ее щеки, она улыбнулась, опустила глаза, и лицо ее осветилось. От нее исходил слабый запах аптечного спирта, чистый острый запах, существовавший отдельно от аромата ее духов.
У нее были большие темные глаза с овальным разрезом, тонкие брови, полные розовые губы, чуть приоткрывшиеся для улыбки. Мои пальцы слегка сжали ей плечо. Голова у нее откинулась на спинку кресла, губы раскрылись, и я медленно наклонился к ней.
— Ты не умрешь, — сказал я. Наверно, я не должен был этого говорить, потому что губы, которые были уже совсем рядом с моими, резко отодвинулись, и все сразу переменилось. Я молча сидел рядом с ней, пока она не перестала всхлипывать. Но глаза у нее были сухие. Страх не оставляет никаких слез. Во всяком случае, такой страх, который ею владел.
— Что они хотели узнать о Берге?
— Не знаю, — прошептала она. — Они заставили меня рассказать все, что я знала, а потом держали там, пока рылись в ее вещах.
— Нашли что-нибудь?
— Нет… судя по тому, что они страшно обозлились.
— Тебе досталось?
Она еле заметно вздрогнула всем телом.
— Мне доставалось и похуже. — Наши глаза встретились. — Это страшные люди. Теперь они убьют меня, ведь так?
— Если они это сделают, им самим несдобровать.
— Но мне от этого будет не легче.
Что я мог ей ответить? Я встал, вытряхнул последнюю сигарету из своей пачки, постучал концом по тыльной стороне ладони.
— Можно взглянуть на ее чемодан?
— Он в спальне. — Она отбросила волосы с лица усталым движением головы. — В стенном шкафу.
Я вошел в спальню, включил свет и открыл дверцу шкафа. Чемодан стоял на месте, большой чемодан из коричневой кожи с поперечными ремнями, который много повидал на своем веку. Я поставил его на кровать, расстегнул ремни и откинул крышку.
Разумеется, там не было ничего, что могло бы пролить свет на причину убийства. Пара потрепанных альбомов, три школьных ежегодника, куча нижнего белья, максимально открытые купальники, реквизит для стриптиза и связка старых писем.
В письмах не было ничего существенного — большей частью тривиальные ответы какой-то подруги из провинциального городка в Айдахо. В остальном это были рекламные проспекты судовых компаний и путеводители по Южной Европе. Я бросил все это обратно в чемодан, закрыл его и поставил на место.
Когда я повернулся, Лили стояла в дверях с сигаретой во рту, одной рукой придерживая халат на талии. Волосы у нее были, как белое облако над головой.
— Что мне теперь делать?
Казалось, голос принадлежит не ей, а кому-то другому. Я взял ее за руку и притянул к себе. Пальцы у нее были как ледышки, а тело горячее и трепетно-гибкое.
— У тебя есть куда ехать?
— Нет, — ответила она еле слышно.
— Деньги?
— Очень мало.
— Одевайся. Сколько тебе понадобится на сборы?
— Немного… Несколько минут.
На миг лицо ее вновь осветилось надеждой, потом она усмехнулась и покачала головой.
— Зря стараемся. Знаю я эту публику. Они не такие, как все. Они все равно меня найдут.
Я коротко хохотнул.
— А мы не будем облегчать им эту задачу. И не вбивай себе в голову, что они какие-то особенные. Они в основном такие же, как все. Им тоже знакомо чувство страха. Я не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Ты сама знаешь ситуацию, поэтому надо хотя бы попытаться что-то сделать.
Я на секунду замолчал, ухватившись за новую мысль, потом улыбнулся и сказал:
— А знаешь… не удивляйся, если проживешь гораздо больше, чем надеешься.
— Почему?
— По-моему, они сами не знают толком, что им нужно, и поэтому не станут раньше времени обрывать ниточки, которые могут вывести их на цель.
