Они посмотрели туда, где только что лежали. Земля там вскипела от густых разрывов мин.
Карасев склонился над Эльмурзой. Из раны хлестала кровь. К ним подошел командир батареи и спросил, из какой они части. Эльмурза ответил.
Прибежал санитар. Наложив жгут, он сделал перевязку. Командир батареи сказал:
— До медсанбата на нашей попутной машине доберетесь. Сейчас она пойдет за боеприпасами.
* * *
Медсанбата на месте не оказалось. Машине артиллеристов нужно было свернуть к складу боеприпасов. Эльмурзе и Карасеву пришлось сойти с полуторки.
До полудня они просидели в кювете. Слева, на ближнем участке фронта, царило затишье, а на правом фланге канонада усиливалась. Скоро гул боя перекочевал в тыл.
Карасев заметил, что лицо Эльмурзы побледнело. Это его встревожило.
— Кровь теряете, товарищ командир, да и окружением пахнет… Вы понимаете, что это значит?
— Паника и больше ничего!
— Нет, тут не паникой пахнет… Медсанбат снялся с места. Движение машин прекратилось. Санитаров нет. Гул боя за спиной. Видно, немцы прорвались и обошли нас. Нужно искать выход, а не гадать — так это или не так.
— За нами пришлют машину…
— Наивный вы человек, товарищ командир. Ну кто в такой момент полезет в пекло? Эх, если бы вы хоть немного передвигались, я нашел бы выход из этого дурацкого положеньица.
— Ради меня не рискуй. Уходи. Еще успеешь!
Карасев выругался. Эльмурза еще никогда не слыхал такого хитросплетения злых слов. Ему казалось, что Карасев вот-вот набросится на него с кулаками.
— Зря ругаешься. Я верно говорю: лучше одному, чем вдвоем…
— Эх, вы! — вспылил Карасев. — Я было начал вас считать боевым другом, а вы…
И, процедив сквозь зубы ругательство, он выбрался из кювета на дорогу.
Через несколько минут он возвратился, неся немецкую шинель, за спиной болтался трофейный автомат. Не произнеся ни слова, одной рукой и зубами он разорвал нижнюю рубашку на узкие ленты и обмотал ими рану на ноге Эльмурзы, поверх пропитанных кровью бинтов. Но кровь моментально просочилась сквозь новую повязку.
Карасев уложил Эльмурзу на шинель и волоком потащил по дороге.
С большим трудом, отдыхая через каждые десять — пятнадцать метров, они добрались до перекрестка.
— Сам удивляюсь, откуда у меня сила взялась? — признался Карасев. — Ну, теперь не тужите, командир. Мы на большой дороге. Здесь-то уж нас обязательно подберут.
Из-за поворота показалась машина.
Карасев вышел на середину дороги и, внушительно застыв, положил палец на курок нагана. Шофер издали стал сигналить, Карасев же стоял не двигаясь. Расстояние сокращалось. Шофер, видно, не имел намерения останавливаться. Карасев приподнял револьвер. Машина, жалобно взвизгнув тормозами, остановилась. Высунув голову из кабины и указывая на наган, шофер закричал:
_ Убери эту штуку!.. Лучше иди на передовую, там покажи свою прыть!
— Мы уже там побывали, теперь твоя очередь, — ответил Карасев и коротко добавил — Нас двое…
— Взять не моту… Груз — взрывчатка.
— Вылезай и помоги поднять в кузов командира! — сурово сверля глазами шофера, повелительно произнес Карасев.
— Случ чего, я не ответчик, — пролепетал шофер, вылезая из кабины.
* * *
Всю дорогу до медсанбата Эльмурза бредил, бормоча какие-то непонятные для Карасева фразы: «У всех кровь красная… Вороны везде черные… Волк величиной с коня не бывает… У черных ворон и кровь черная…»
«Видать, война ему по мозгам стукнула, — решил Карасев. — Вишь какую околесицу несет».
Когда на выбоинах машину бросало в сторону и Эльмурза приходил в себя, то сразу встречал участливый взгляд старшины. Очнулся он в послеоперационной палатке и первое, что увидел — внимательные глаза Карасева. В них прочел готовность облегчить его страдания. Глаза друга будоражили душу Эльмурзы. Он никогда раньше не думал, что война так роднит людей. Казалось, для него сейчас нет на свете дороже и ближе человека, чем Карасев.
Обычно Эльмурза никому не позволял подшучивать над своим неправильным произношением русских слов. В короткие минуты досуга Карасев иногда просил его:
— Миша, скажи винтовка?
— А это мы еще посмотрим, каким глазом ты на меня сегодня смотришь…
