Князья югры пытались пробиться к лесу, тем жизни себе сохранить. Но всё плотнее сжимали кольцо окружения анты, всё злее были. А спешное ополчение таяло в лесу.
Вот упал и Кольбейн-конунг. Славный побратим! Плакать теперь девам свейским, так и не увидеть более героя. А сражён он был рукой Татевой.
— Слава Кольбейну! — крикнул Хадгар. — Близок ему до Вальгаллы путь!
— Один с нами! — прорычали в ответ побратимы.
— Бит! Бит будешь, свей! — радовались кольчужники.
И поворачивался в седле, спрашивал Тать:
— Где Бож?
Отвечал княжич:
— Видел я, как югрёнка подранил рикс. Да пожалел его, наверное, с поля вывез. Видел так!
Вскоре сломили кольчужники свеев, оружие отняли, окрутили побратимов прочными власяными путами. И пленили множество югры, за остальными не стали гоняться по лесам. Князькам их здесь же учинили суд: кого отпустили, кого посекли, а многих вместе со свеями увели в Веселинов.
Много ещё дней отсиживались в лесах югры, говорили:
— От рогатых только зло! Посадника убили, обманули князей. Зло! Зло!.. Нас под свирепость антскую подвели. А чем нам до сих пор не жилось?
— Князья зазвали...
— Они и поплатились за то! И свеи поплатятся. А мы, братья, впредь не пустим рогатых к себе. Свейскую же ладью сожжём!
— Знаем, — отвечали, — где стоит ладья.
ока в Веселинов ехали, ещё пребывали в возбуждении ратном — кому кто шлем проломил, а кто ловким ударом свой топор окровавил, отцово-дедово оружие напоил, а кто обманным движением какого мощного югра низвергнул из седла, дружкам-побратимам с обстоятельностью рассказывали и, чтобы понятней было какому простаку, ещё и показывали в лицах. Ехали, поскрипывали дорогие сёдла в бобровых мехах... За этими разговорами нет-нет да и оборачивались на Божа нарочитые. А вельможные, что были ныне в деле, что разогрели свою благородную кровь и размяли косточки, косились на рикса и меж собой посмеивались:
— Молод он! В лета такие всё в новизну, всё впервые — и отцом подаренный жеребчик, и крупный добытый зверь на охоте, и запах юницы, и первая кровь. Гляньте, югрёнка пленил и не отпускает от себя. Тешится.
— Бож, верно, приютил югра, — догадывались другие. — Подранил да пожалел. Как кровь брызнула, быстро смекнул, что это не игра, что все игры остались в материной горнице...
— На что ему югр? Да и неказист пленник: тощ, бледен, волосья, как у девы, длинны. Махнуть секирой разок — и кормить не надо.
Нет, не одобряли вельможные поступка рикса.
— Мало Божу чади младшей! Захотелось югра при себе держать. Лучше б уж пса!..
Один из памятливых голос возвысил:
— Вспомним Любомира, братья. Тоже с чернью ладил. Всё больше через опойство. И по югровым весям подолгу гулял. Может, югры-то, за испорченных дев своих мстя, и сгубили Любомира? И совсем не Верига-смерд...
— Оно так и могло выйти!
— А Бож! Бож югра приютил. Хоть бы здоровущего взял. Этого же не разглядишь: недоросток или недужный. Совсем щуплый югр.
— Юн ещё. Гляди, безус. Возьмёт своё!
Ехали, тяжёлые ветви отводили, нависающие над тропой. На ходу утоляли голод: кто сухарём хрустел, кто сыр отрезал, кто преломлял хлеб на луке седла, кто сушёную ягоду выгребал из сумы, кто кусок вяленого мяса с друзьями делил...
Спросил кто-то:
— Про Веригу говорилось. Куда девался смерд, что не видно его с Глумова года?
— А с тех пор и услал его куда-то Тать.
Под конец пути углядели вельможные:
— Югрёнок-то риксов — песнопевец! Смотрите, кантеле ихнее у Божа под корзно.
Риксовы кольчужники торопились за столы. Не простой близился пир. Пир-судилище! Слышали: медов будет много. Да знали, что давно наварено пиво. Помимо варева, много лакомства челядью приготовлено: и телятина, и карась, и рябчики с жаворонками, лесные голуби; из ледников студни будут да разносолы, из вялельни — балыки, из печей — медовые ковриги, яичные, рыбные, вишнёвые пироги, из котлов — похлёбок разных не перечесть...
Шумели кольчужники. Сегодня их право, поскольку крови своей не жалели и чужую кровь без жалости проливали! Развлечение великое — пир-судилище!
Двигали лавы, подгоняли смердов, по столам кулаками грохали, шаркали ногами о пол и громко смеялись.
