Побег. Записки следователя - страница 39

– Ты настаиваешь на своём варианте, так я понял тебя? – спросил прокурор.

– Настаиваю. Я считаю этот вариант более рациональным.

– Рудольф Васильевич, но может случиться так, что Кулиничев откажется сотрудничать, что тогда будем делать? – запереживал Пашков.

– Гарантии, конечно, никакой. Надо же что-то делать? Надо же установить женщину. Как говорят в народе: под лежачий камень вода не течёт!

– И то, правда, – вслух проговорил Пашков. – Действуй. Езжай в следственный изолятор. Поговори с Кулиничевым. Если нужна будет помощь, проси. Выделю на помощь оперативника. С транспортом посложнее, ты сам понимаешь. Тут помочь не могу. Вижу по твоему виду, чем-то ты недоволен. Что-то не так?

Я открыто и вопросительно посмотрел на полковника.

– Всё так, товарищ полковник. Но хочу внести некоторую ясность в этом деле. Съездить в следственный изолятор, нет проблем. Я хоть сейчас могу ехать. Электричка на Новочеркасск идёт через сорок минут. Перед тем, как принять окончательное решение: ехать или не ехать, хочу поделиться с возникшим у меня сомнением. Поездка может оказаться безрезультатной, бесполезной и пустой тратой времени. Естественно, у каждого из вас, сидящих здесь, может возникнуть вопрос: почему? Отвечу, что я не совсем уверен, хотя не теряю надежды, что Кулиничев даст положительный ответ. Очень он скользкий, непостоянный человек. Изменился ли он за тот период, пока находился в изоляции. Ответить затрудняюсь.

– Как я понял, ты всё же хочешь его этапировать сюда и на месте получить положительный ответ, так? – прозвучал вопрос полковника.

– Да, я так и думаю, и рассчитываю. Знаете поговорку: в родном доме и стены помогают! Что я хочу добавить или сказать: на месте мы будем иметь некоторое преимущество, выиграем время. Предположим, в следственном изоляторе Кулиничев согласится дать признательное показание: где живёт женщина, а адреса, скажет, не знаю, но показать могу. Тогда нам придется всё-таки этапировать его сюда. А это потеря времени. А, если он будет тут, то мы сразу же поедем к той женщине. Это уже плюс. Есть ещё один вариант. Если Кулиничев откажется, то у нас есть возможность устроить очную ставку с Корнуковым. Кто-то из них всё равно подтвердит, что были у этой женщины. Ну, как?

– Пожалуй, в этом есть положительная сторона, – произнёс прокурор Хопров. – Я поддерживаю доводы следователя.

– Пусть будет по-твоему, – согласился и полковник Пашков. – Я сейчас же распоряжусь, а ты приготовь постановление на этапирования Кулиничева. К вечеру он будет у нас. Ещё что?

– Я хотел бы ещё предложить вот что: пока беглецы не задержаны, наши сотрудники должны знать их в лицо. Нужны фотографии. Я не в курсе, изготовляли ли фотографии беглецов? Часть из них надо расклеить по городу.

– Алексей Николаевич, где фотографии? – обратился полковник к начальнику угро Пазину.

Пазин, вероятно, не ожидал подобного вопроса. Он как будто вздрогнул, заморгал глазами, не зная, что ответить. Потупив глаза, проговорил невпопад:

– Я думал…, я надеялся…

– О чём ты думал? На кого надеялся, Алексей Николаевич? На Бога или ещё на кого-то! – вдруг повысил тон полковник. – Немедленно исправь положение! К концу дня чтобы у всех сотрудников были фотографии беглецов! Он думал, он надеялся, – передразнил Пазина полковник. – На Бога надейся, а сам не оплошай! Ты слышал такое изречение? Только глаз да глаз нужен за вами!

Как только я пришёл в кабинет, тут же сел писать постановление на этапирование Кулиничева. Не успел закончить писать, как вдруг резко открылась дверь кабинета, и не зашёл, а ворвался, как вихрь, начальник уголовного розыска Пазин и с ходу набросился на меня со словами:

– Я думал, ты распорядился насчёт фотографий, а, оказывается, нет! А вину свалил на меня. Как можно так, скажи? Некрасиво, нечестно ты поступил, не по-товарищески! Мог же промолчать, решили бы без скандала.

Я удивлённо вытаращил глаза на взбесившего, возбуждённого Пазина.

– Интересно, что он свою вину, свою промашку хочет свалить на меня, что ли? Ну, Алексей Николаевич, ну, лиса! Не выйдет! Отвечать надо за свои поступки! – подумал я, а вслух сказал: