Пусть геройствуют и идут грудью на баррикады идеалисты Факельщики или доблестные Синие Одеяла. Перспектива пролить кровь за свободу их возбуждает и приводит в восторг. А лично Кальтер не видел ничего зазорного в том, чтобы пустить этих героев впереди себя. И тоже затем пойти к свободе, но уже перешагивая через их трупы. И где здесь несправедливость? Те же Факельщики постоянно отравляли Куприянову жизнь, вставая у него на пути к его целям. Которые, надо заметить, вовсе не препятствовали целям Факельщиков. Так что пора бы Обрубку взыскать с них компенсацию за причиненные ему неудобства. Честная сделка, с какой стороны ни посмотри. Недруги Куприянова станут расплачиваться по счету, даже не зная, что делают это. А значит, и претензий ему они тоже не предъявят.
— Вы не сказали, как долго нам сидеть и ждать этой самой бури, — напомнил Рамос, снова выглянув в щель и убедившись, что в зале ничего не изменилось.
— Могу поспорить, она разразится в течение ближайшего часа, — прикинул Обрубок. — Если честно, Штернхейм меня удивил. Я не предполагал, что ему удастся так долго сохранять конспирацию. Разгуливать с оружием под носом у охраны два с лишним часа — достижение, которое можно записывать в Книгу рекордов Гиннесса.
— Возможно, их уже схватили, и мы вообще зря ждем, — предположил Эйтор. Такой исход «гусиной» авантюры его вполне устроил бы, поскольку он еще толком не определился, что для него выгоднее: слинять отсюда вместе с Кальтером и заполучить в награду артефакты или все-таки отнести их Ковачу. Было очевидно, что у Рамоса нет опыта и связей, чтобы бесследно скрыться с пакалями от своего бывшего начальника. Но и отдавать ему это богатство чилиец тоже не желал, ведь после гибели Аньелло и Маринеску оно стало принадлежать Эйтору единолично. Обрубок догадывался, какие терзания тот сейчас испытывал. И во сколько раз они усилятся, если его эфемерная мечта вдруг станет явью.
Рамос сомневался, что Диких Гусей до сих пор не поймали, но поостерегся спорить с Обрубком на данную тему. И правильно, потому что через двадцать минут с треском проиграл бы пари. Гипотеза Кальтера подтвердилась. Да так красноречиво, что скептик Эйтор уже ни на миг не усомнился в его правоте.
Сначала наверху прогремели несколько взрывов, очень похожих на гранатные. Затем раздались редкие хлопки, напоминающие выстрелы из пистолета. А спустя пять минут стены шахты затряслись от отголосков такой канонады, что стало ясно: Дикие Гуси добрались до арсенала. И теперь в их руках были не только три пистолета-пулемета, но и пушки покруче.
— Заделывай дырку! — велел Куприянов напарнику. И тот, поспешно закрыв двери, снова поставил блокиратор на запорный механизм.
Вряд ли стена, что отгораживала искателей от монстров, была звуконепроницаемой. Но подстраховаться все равно не мешало — твари должны были идти на шум, долетавший до них с лестницы, а не из шахты.
Грохот между тем и не думал утихать. Теперь, помимо стрельбы и взрывов, в паузах между ними слышался быстро нарастающий гул. Он тоже был хорошо знаком Кальтеру. Так начинала шуметь тюрьма, когда узники понимали, что где-то поблизости разразились крупные беспорядки. И поскольку они не утихали, значит, пока не вовлеченным в них зэкам тоже вот-вот должен представиться шанс побузить.
Было в их гвалте что-то общее с ревом стартующего двигателя. Здесь также имелись свои фазы запуска, прогрева и выхода на рабочие обороты. Как сама эта работа с периодическим форсированием мощности и ее понижением. Любопытно было прислушиваться к такому шумовому процессу издали, когда ты сам не был в него вовлечен и никто тебе не угрожал. Но стоит лишь тебе самому оказаться среди крикунов, как вся эта звуковая гармония в момент пропадала. И от нее оставался только сводящий с ума дикий ор, искать в котором эстетику могло прийти на ум лишь психу.
— Ну что там? — поинтересовался Куприянов у припавшего ухом к закрытой двери Рамоса.
— Точно не скажу, но плещутся и топают они уже не так активно, — доложил чилиец. — Или замерли и тоже прислушиваются, или…
Плеск и топот за стеной неожиданно возобновились. Причем с такой силой, что на время они даже заглушили доносящиеся сверху шумы. Дно шахты задрожало, и на миг Кальтеру почудилось, что сейчас лавина чудовищ протаранит двери, после чего попросту размажет искателей по железному полу, как паштет по корке хлеба…
